По окончании конгресса я предполагал остаться в Бразилии дней на десять и либо снять дешёвый номер где-нибудь в районе Копакабаны, ходить на пляж, купаться и загорать, либо отправиться в Бахию и попытаться подняться вверх по Амазонке и оттуда в Куско, из Куско ― в Лиму и назад, в Нью-Йорк. Но деньги были украдены, и, хотя я мог взять 500 дубов в «Америкен экспресс», делать этого не стал. Мне интересен этот континент и эта страна в частности; но боюсь, что я видел уже на этом свете больше, чем осознал. Дело даже не в состоянии здоровья. В конце концов, это было бы даже занятно для русского автора ― дать дуба в джунглях. Но невежество мое относительно южной тематики столь глубоко, что даже самый трагический опыт вряд ли просветил бы меня хоть на йоту.
Иосиф Александрович БродскийСвязанные темы
автор амазонка большой быль дело деньга джунгли дни дуб дубы здоровье йот конгресс конец континент концы мое мочь невежество номер окончание опыт пляж район русский свет состояние стать страна тематика частность экспресс эта это этотПохожие цитаты
Когда только закончилась холодная война и мы прикоснулись к счастью буржуазной демократии, я тоже думал: «Теперь мы все братья!» На самом деле это были иллюзии - и в основном с нашей стороны. Русские доверчивые люди, да и по отношению к Западу был пиетет: «О! Их товары, магазины!» Поэтому верили мы всему. И Горбачёв поверил, когда ему пообещали, что НАТО не будет рядом с нами. Но на деле произошло одностороннее разоружение. Помню, я встречался с некоторыми руководителями нашей разведки, которые после окончания холодной войны размышляли, как бы организовать нашу деятельность так, чтобы не наносить откровенного ущерба Западу, не подрывать дружбу. Мы-то об этом думали, а они - нет. Все эти годы они продолжали вести свою подпольную работу, вербовать и очень преуспели в этом деле.
Михаил Петрович Любимов
Угасло ли это низменное влечение теперь, он еще не знал, но уже уверен был в его незаконной природе. Заманчиво было бы бросить Клавдии год, два жгучих наслаждений, под которыми кипела бы иная, разбитая... ее любовь. А потом - угар, отчаяние, смерть... Так представлялось ему будущее, если бы он сошелся с Клавдиею... Чувствовалось ему, что невозможна была бы мирная жизнь его с нею, - слишком одинаковым злобным раздражением отравлены были бы оба, - и, может быть, оба одинаково трудно любили тех, от кого их отделяло так многое...
Но отчего же все-таки он, усталый от жизни, не взял этого короткого и жгучего полусчастья, полубреда? Что из того, что за ним смерть? Ведь и раньше знал он, что идет к мучительным безднам, где должен погибнуть! Что отвращало его от этой бездны? Бессилие? Надежда?
Фёдор Кузьмич Сологуб
Как часто мы жалуемся, что не хватает времени, однако тратим понапрасну большую часть того времени,которое имеем. А жизнь свою проводим в поисках ларца с драгоценностями и лишь в конце узнаем, что сокровища наши были просты, мы их имели, но не знали об этом.....Большинство людей бегут к какой-то волшебной стране, в которой, как они считают, разрешаться все их проблемы, а жизнь наполнится радостью. Они говорят себе:"Как только достигну того или этого, стану счастливым." Но я полагаю, что счастье - это не какое-то место, куда можно дойти,- это внутреннее состояние, которое ты сам создаешь. Любой человек может быть счастлив-счастье доступно каждому, и доступно прямо сейчас. Нам нужно всего лишь остановиться и внимательно посмотреть на те сокровища, которые уже окружают нас.
Робин Шарма
В конце концов всё дело в том,
что мы - как все до нас - умрём...
Тим-там, тим-том!
Матрос пьёт ром, больной пьёт бром,
но каждый думает о том;
ведь вот ведь дело в чём!
Один умрёт, построив дом,
другой - в чужом углу сыром...
Один был прям, другой был хром,
красавец - тот, а этот - гном;
Один имел прекрасный слог,
другой двух слов связать не мог,
в грамматике был плох.
Один умолк под общий плач,
другого доконал палач:
уж очень был горяч.
А любопытно, чёрт возьми,
что будет после нас с людьми,
что станется потом?
Открыть бы хоть один бы глаз,
взглянуть бы хоть единый раз:
что будет после нас?!
Но это знать - напрасный труд,
пустого любопытства зуд;
ведь вот ведь дело в чём!
Все семь всемирных мудрецов
не скажут, что в конце концов...
Николай Николаевич Асеев
- Ты, значит, так и не понял меня? - почти горестно спрашивает Блюмфельд, приступив было к новому разъяснению, но тут же прекратив его под пустым взглядом мальчишки. Такой пустой взгляд обезоруживает человека. Он может заставить его сказать больше, чем хочется, только чтобы наполнить эту пустоту смыслом.
Но и эта ретивость практикантов была лишь внешней, как настоящим детям, им хотелось иногда отличиться, но гораздо чаще, вернее почти всегда, хотелось отвлечь внимание начальника и обмануть его. В самый разгар работы Блюмфельд однажды, обливаясь потом, пробежал мимо них и заметил, как они среди рулонов товара меняются марками. Он готов был размозжить им головы кулаками, за такое поведение это было единственно возможное наказание, но это же были дети. Не мог же Блюмфельд убивать детей.
Франц Кафка
