Я обругал родную мать. Спустил хозяйские опалы. И приходилось удирать От взбешенного принципала. Полураздетый, я заснул, Голодный, злой, в абруцкой чаще. И молний блеск, и бури гул, Но сердцу стало как-то слаще. И долго, шалый, по горам Скакал и прыгал я, как серна. Но, признаюсь, по вечерам На сердце становилось скверно. С холодных и сырых вершин Спущусь ли в отчую долину? Отдаст ли розгам блудный сын Свою озябнувшую спину? Нет. Забывая эту ширь, Где облака бегут так низко, Стучись, смиренный, в монастырь Странноприимного Франциска.