Я очень понимаю, Ваше Сиятельство, что Вам неприятно лишиться наследства, на которое вы так рассчитывали, но ведь я тут ни при чём! Впрочем, Вы можете себе большое утешение найти в том, что господь послал Вашей Тётушке такую прекрасную, истинно христианскую кончину. Несколько раз Анна Ивановна вспоминала и благословляла Вас. Слов, правда, нельзя было разобрать, но я слишком хорошо знала покойницу, чтобы ошибиться. Последнее слово, которое она произнесла, было: чернослив. Старшая княжна бросилась к окошку и принесла новую, ещё не начатую коробку. Анна Ивановна взяла черносливенку, но кушать уже не могла, а помяла её в ручке и уронила на пол. Вероятно, она этим хотела показать, что благодарит Вас за чернослив, который Вы высылали ей так аккуратно. Впрочем, доктор Ветров, которого мы выписывали из Москвы, сказал на консилиуме, что этот чернослив сделал покойнице самый большой вред.
Алексей Николаевич Апухтин
Связанные темы
анна
большое
большой
ваша
ваше
ветры
вред
господь
доктор
княжна
консилиум
кончина
коробка
наследство
окошко
пря
покойница
пол
последнее
правда
раз
ручка
сиятельство
слово
слова
старший
тетушка
том
тут
утешение
хорошо
чернослив
этот
Похожие цитаты
Если раньше, чтобы узнать о мужчине, вам нужно было с ним жизнь прожить, сейчас вы просто заходите на его аккаунт в «Одноклассниках», для сравнения проверяете еще пару-тройку его аккаунтов. А если ещё и взломали аккаунт, вы все про него уже знаете! Сегодня мужчина и женщина имеют возможность быть круглосуточно на связи друг с другом: через телефон, через интернет. Поэтому мы быстро исчерпываем друг друга в бытовом смысле слова. Отношения в наше время держатся «на фишке». Старомодно думать, что ты найдешь себе мужчину, который всегда будет рядом, как чемодан без ручки. Думать нужно о себе. И о том, что ты можешь дать мужчине. Мужчина - охотник. Но до тех пор, пока есть на что охотиться
- В чем ваша «фишка»?
- Я все время развиваюсь. Если вечером у меня спросить: «Что нового?», нужно быть готовым к тому, что нового будет очень много!
Тина Канделаки
Я не могу равнодушно пройти мимо гравюры, представляющей встречу Веллингтона с Блюхером в минуту победы под Ватерлоо, я долго смотрю на нее всякий раз, и всякий раз внутри груди делается холодно и страшно... Эта спокойная, британская, не обещающая ничего светлого фигура ― и этот седой, свирепо-добродушный немецкий кондотьер. Ирландец на английской службе, человек без отечества ― и пруссак, у которого отечество в казармах, ― приветствуют радостно друг друга; и как им не радоваться, они только что своротили историю с большой дороги по ступицу в грязь, в такую грязь, из которой ее в полвека не вытащат... Дело на рассвете... Европа еще спала в это время и не знала, что судьбы ее переменились. И отчего?.. Оттого, что Блюхер поторопился, а Груши опоздал! Сколько несчастий и слез стоила народам эта победа! А сколько несчастий и крови стоила бы народам победа противной стороны?
Эммануэль Груши
Если ты желаешь, чтобы имущество твое было в безопасности и даже умножилось, я покажу тебе и способ к этому и место, куда невозможно проникнуть никому из людей злонамеренных. Какое же это место ? Небо... Если ты сложишь это имущество там, то получишь от него большую прибыль, ибо все насаждаемое нами на Небесах, приносит больший и лучший плод, такой, какой свойственно приносить растениям небесным... Пока ты будешь держать имущество при себе, то, может быть, найдутся люди, которые присвоят его себе, а если переложишь его на Небо, то будешь вести жизнь безопасную, спокойную и безмятежную, наслаждаясь благодушием вместе с благочестием. Подлинно, весьма безрассудно, что желая купить поле, ищут земли плодоносной, а когда предлагается вместо земли Небо и можно приобрести место там, остаются на земле и терпят на ней горести, потому что надежды [земные] часто обманывают нас.
Иоанн Златоуст
Я был в Париже; мы устроили вечер памяти Брюсова. Когда человек умирает, вдруг его видишь по-новому ― во весь рост. Есть у Брюсова прекрасные стихи, которые кажутся живыми и ныне. Может быть, над его колыбелью и не было традиционной феи, но даже если он не родился поэтом, он им стал. Он помог десяткам молодых поэтов, которые потом его осуждали, отвергали, ниспровергали. При первой нашей встрече Брюсов заговорил о Наде Львовой ― рана оказалась незажившей. Может быть, я при этом вспомнил предсмертное стихотворение Нади о седом виске Брюсова, но только Валерий Яковлевич показался мне глубоким стариком, и в книжку я записал: «Седой, очень старый» (ему тогда было сорок четыре года). Записал я также: «Жизнь у него на втором плане», ― может быть, думал при этом о Наде, может быть, о революции; но уже наверно помнил его слова о том, что «всё в жизни лишь средство для ярко-певучих стихов.».
Илья Григорьевич Эренбург
Если спросите меня про Америку, ответ будет разным - в зависимости от того, какой подразумевается город. По правде говоря, сейчас, чтобы туда отправить, меня силком нужно тянуть к аэропорту... И не то, чтобы нам не оказывали там должного приема, - просто нам теперь не нужны деньги. Мы неплохо живём на британские и германские гонорары. Единственная причина, почему мы снова здесь - это упёртые фанаты, сохраняющие нам верность с 1981 года. Rolling Stone о нас не писал: даже не упоминал ни разу. И при этом - разливается по древу об американских и английских группах, которые рабски The Fall имитируют, а идеи просто-таки вытаскивают из моих интервью. И потом, встречаясь с некоторыми американскими журналистами, я вижу, им лет эдак по 45. И не то, чтобы возраст так уж для меня значил... но они всё больше толкуют о Ленноне. Для меня же Леннон утратил значимость, ещё когда мне было 19.
Марк Эдвард Смит