На обратном пути стало больно ногам, сел на камень, снял тяжелый туристский ботинок и убедился, что сильно натер пятку. Снял второй - та же картина, связал их шнурками, затолкал внутрь носки и перекинул через плечо. Тап, тап, тап - тихие, мягкие шаги по колее: забытое ощущение ходьбы босиком. Пыль выжимается между пальцев и щекочет, но как легко идти...
Тихий вечер бабьего лета. Над кошеным лугом в мареве согретого воздуха плавно тянутся нити паутины. На кончике каждой - паучок. Он безумно храбрый: пустился в путешествие по ветру, не зная, куда его принесет. Пусть. Бывает, что хочется лететь хоть в неизвестность. Высоко-высоко над лугом косяк гусей-казарок. Они уже явно, в голос, зовут за собой.
У одинокой приметной березки на лугу у меня припрятан кусок проволоки. Решил захватить. Сошел с дороги на кошеное - убавил шаги: колко. Ничего, вспомнил, что надо идти как бы скользя, не прямо ногу ставить.
Алексей Алексеевич Ливеровский
Связанные темы
березка
ботинок
ветер
вечер
воздух
втора
год
голос
дорога
каждая
как
камень
картина
колея
колок
кончик
косяк
кусок
луг
марево
мягкий
надо
неизвестность
нить
нога
ноги
носка
обратное
одинокая
они
ощущение
пальцы
паутина
паучок
плечо
проволока
путешествие
путь
пыль
пятка
села
силен
тапы
ходьба
храбрый
через
шаг
шнурки
Похожие цитаты
― Я помню октябрьские дни в Москве. Теперь смешно вспомнить: как мы, интеллигенты, были тогда мягкосердечны, как боялись пролить лишнюю каплю крови, как стыдились всякого лишнего орудийного выстрела, чтобы, упаси боже, не задеть Василия Блаженного или Ивана Великого. А солдатам нашим это было совершенно непонятно, и они, конечно, были правы... Что с тех пор каждому из нас пришлось видеть, переиспытать!
Кате стало неприятно, что рука Леонида касается её локтя.
― Погоди! На минутку! Она высвободила руку, наклонилась к кусту, сорвала под ним две веточки цветущего шпорника. И усердно стала их нюхать.
― Ну! Ну! ― жадно сказала она. ― Дальше!
― Ну, вот... ― Леонид шёл, качая в руке винтовку. ― В банкирском особняке, где я сейчас живу, попалось мне недавно «Преступление и наказание» Достоевского. Полкниги солдаты повыдрали на цигарки... Стал я читать. Смешно было. «Посмею? Не посмею?» Сидит интеллигентик и копается в душе.
Викентий Викентьевич Вересаев
Мы хозяина, кажется, утомили...
Пора уезжать ― бьют часы на камине.
Надо встать и проститься,
и долгие мили
вновь считать на английской зеленой равнине.
Нас сначала сюда
и пускать не хотели,
мы уже тут встречались с подобными штуками:
«Мистер Шоу не сможет»,
«Мистер Шоу в постели»
так гласил их отказ,
на машинке отстуканный.
Но потом
вдруг по почте ―
письмо от руки
с приглашеньем,
со схемой,
как ехать получше нам,
с тем особым педантством,
с каким в этих случаях
пишут великие старики,
зная цену себе, но, от многих в отличие,
не меняя привычек с приходом величия.
Но он,
как будто его не трогает
ни этот дождь,
ни мартовский ветер,
выходит за нами вслед на дорогу,
словно остался
один на свете,
словно о чем-то
еще жалея,
словно что-то
договорить осталось...
Никогда не забуду этой аллеи,
длинной, как жизнь,
одинокой, как старость.
Джордж Бернард Шоу
...в Нью-Йорке родился Джо (Джозеф) Дассен. Как его называют, «вечный юноша французской эстрады». Он прожил всего 41 год. На мой взгляд, никто, кроме Дассена, не пел на эстраде так проникновенно и трепетно про любовь, как он. Завораживающий бархатно-мурлыкающий голос. Обаятельнейшая внешность. Он поставил себе цель стать более знаменитым человеком, чем его отец ― кинорежиссер Жюль Дассен. И он добился своего, но какой ценой! Ценой разорванного сердца. Не все было благополучно у певца Елисейских полей в личной жизни. Первый брак с Иветт Мариз развалился (они поженились 18 января 1966 года), второй с Кристиной Дельво (бракосочетание 14 января 1978 года) тоже потерпел крах, хотя они и пламенно любили друг друга. Но постоянные гастроли, концерты, поклонницы ― не очень хорошая основа для семейного счастья. И Джо Дассен «сгорел», как свеча. Остались песни. Волнующие песни про вечную любовь...
Джо Дассен
Дорогой Корнелий Люцианович, я не буду благодарить Вас за все, что Вы для меня делаете, потому что это выглядит убого.
Мне хочется рассказать Вам следующее. Несколько времени тому назад в моем воображении встала такая картина прошлого: Кунцево, озеро, дерево на берегу, на котором, на разветвлении, сидите Вы и разговариваете с Эдей [Эдуард Багрицкий], и я с Севой [Всеволод Багрицкий - сын поэта, тоже поэт, погиб на фронте] тут же. Воспоминание было очень ярким – я ясно вспомнила выражение Вашего лица, костюм. Такое ощущение дает фотографический снимок, если на него смотришь редко. Мне захотелось прочесть Вашу статью из альманаха о Багрицком, что я и сделала. Спустя два или три дня после этого воспоминания я получила первые известия из Москвы – вашу телеграмму. Это похоже на мистику. Я думаю, что это не изученная еще передача мыслей на расстоянии. Доходит быстрее телеграммы. Как бы то ни было, я была потрясена.
Корнелий Люцианович Зелинский