Цитаты на тему «Образ» - страница 32
У меня же родилось сочинение Attalea princeps, Концерт для скрипки с оркестром, Композиция 82 (2000). Навеяно оно одноимённым рассказом Всеволода Гаршина.
По сути, это антибетховенская концепция (если брать за собирательный образ Пятую симфонию). Движение, стремление, борьба и даже преодоление чего-то оказывается бессмысленным и приводит отнюдь не к победе, а к некоей душевной прострации. Интровертность скрипки – глас вопиющего в пустыне. Конкретнее: противостояние скрипки (пальмы, художника, личности etc.) оркестру (директор оранжереи, действительность, общество etc.), при неконтактности и антагонизме этих двух субстанций.
Всеволод Михайлович Гаршин
Ничто в поведении командира не укроется от матросских глаз. Хочет он того или нет – сразу получит оценку. Не ошибусь, если скажу, что в практике флотской службы офицеры, старшины и матросы, глядя на своего командира, зачастую стремятся подражать ему, копировать его (в хорошем смысле этого слова) в линии и образе поведения, в деловитости, культуре и даже в жестах, в соблюдении формы одежды. И если подчинённые уважают своего командира, то это чувство проносят потом через всю сознательную жизнь.
Георгий Михайлович Егоров
В половине двенадцатого ночи (я уже хотела ложиться спать) ― осторожный стук в дверь. Открываю: А. Гингер (поэт, муж Присмановой). Впускаю. Он рассказывает, что живет у себя, выходит раз в неделю для моциона и главным образом когда стемнеет. В доме ― в этом он уверен ― никто его не выдаст. Присманова сходит за «арийку», как и их сыновья. Он сидит дома и ждет, когда все кончится. Мне делается ужасно беспокойно за него, но сам он очень спокоен и повторяет, что ничего не боится.
― Меня святая Тереза охраняет.
Я страшно рассердилась:
― Ни святая Тереза, ни святая Матрёна еще никого не от чего не охранили. Может быть облава на улице, и тогда вы пропали.
Но он совершенно уверен, что уцелеет. Мы обнимаем друг друга на прощание.
Александр Самсонович Гингер
Конечно, говоря о втором, мы можем сказать, что здесь, дескать, такие-то и такие погрешности против правил стихосложения, такие-то неудачные образы, такие-то ― шаблонные, а вот тут нарушение внутренней логики и т. д., но и это будет не безусловно доказательным, потому что мы знаем и таких поэтов, которые и тем, и другим, и третьим сознательно пренебрегают, а добиваются блестящих результатов. Ну, например, стихи Николая Глазкова. На самом деле оценка поэтического произведения происходит на уровне чутья, а не твердых правил, хотя бы потому, что всякое удачное стихотворение демонстрирует и своеобычность поэтики, к которой прежние лекала не вполне приложимы.
Николай Иванович Глазков
Рытьё бомбовых щелей доставляло нам своеобразное огромное удовольствие. Всякому, обладающему хотя бы зачатками интеллекта, говорили мы себе, должно быть ясно, что ни малейшей пользы от этого быть не может. Щель мы рыли в четверти мили от ближайшего школьного здания, и эту четверть мили составляло открытое поле. Место было низкое, очень удобное для скапливания отравляющего газа. А после первых же дождей отрытые нами окопы будут полны воды. Тем не менее мы охотно копались в земле, наслаждаясь мягким осенним солнцем. Вся затея была столь откровенно бессмысленной, что мы могли принять в ней участие, не поступаясь своими пацифистскими принципами. Мы с удовлетворением оглядывали отрытые окопы, рассматривая их как памятник полного банкротства армейского образа мышления.
Фримен Дайсон
Часто удивляет дешевизна в нашей стране некоторых бытовых вещей, о цене которых узнаёшь неожиданным образом или, если хотите, путём. Имею в виду чашки, тарелки, графины, наволочки или матрацы. Узнаю я их цену в ресторанах или гостиницах, когда чего кокнешь или прожжёшь. И каждый раз удивляюсь - дешёвка! А ведь годами прозябаешь дома с разбитой чашкой или с графином, у которого давно горлышко треснуло, а пробка потерялась. И в голову не придет сходить в посудную лавку и тряхнуть мошной на три или там даже пять рублей, ибо тебе не трёшка мерещится, а минимум сотняга убытков. Недавно в дорогом ресторане перевернул целиком стол на очередного своего режиссёра-экранизатора. И обошлось все удовольствие в жалкий четвертак...
Виктор Викторович Конецкий
7. Мом. главная причина того, что собрание наше наполнилось незаконнорожденными, - ты, Зевс, ты, вступавший в связь со смертными, и сходивший к ним, и принимавший для этого самые различные образы; нам приходилось даже бояться, как бы кто тебя не схватил и не зарезал, пока ты был быком, или как бы не обработал тебя какой-нибудь золотых дел мастер, пока ты был золотом, - осталось бы у нас тогда вместо Зевса ожерелье, запястье или серьга.
И уж не в чести ты больше, Аполлон, когда всякий камень и всякий алтарь дает прорицания, если он полит маслом, украшен венками и обзавелся каким-нибудь способным к обману человеком, - ведь их теперь много на земле! Уже статуи атлета Полидаманта в Олимпии и Теагена на Фасосе стали лечить больных лихорадкой, а Гектору в Илионе и Протесилаю в Херсонесе напротив совершаются возлияния. С тех пор, как нас стало столько, всё сильнее увеличиваются клятвопреступления и святотатства, и справедливо поступают люди, презирая нас.
Лукиан
- Я, Пху-Лалинь, книжных дел мастер, из первостепенного города Сы-Джоу. Я написал мандаринским слогом много книг, которые в прежнее время хорошо продавались. Теперь вкус публики испортился, цены на них совершенно упали, и я, продав остальной запас моих сочинений на обёрточную бумагу купцам, торгующим чаями с Кяхтою, из сочинителя книг сделался книжных дел мастером: бракую книги в издаваемом мною листке, который с наслаждением читают в лавках и харчевнях всего Поднебесья; покровительствую или разоряю книгопродавцев, смотря по тому, кто из них более мне заплатит; браню всё, что угрожает мне большим успехом в публике; хвалю то, что мне приносит пользу, и живу себе припеваючи. Таким образом я из книжного дела сделал мастерство, литературу превратил я для себя в ремесленную промышленность. В поднебесной империи не было до меня подобного примера: я первый получил звание книжных дел мастера за то, что мастерю их на славу.
Осип Иванович Сенковский
Хотя главным образом Лабрюйер живописует нравы, он изображает природу так, как не умел никто из его современников.
Лабрюйер полон этих сверкающих ростков мысли.
Он уже владеет искусством куда более сложным, чем те «переходы», которых слишком прямо требовал Буало, - незаметно для читателя строить книгу с помощью скрытых связей, потом неожиданно обнаруживающихся то здесь, то там. На первый взгляд кажется, что имеешь дело лишь с отрывками, расположенными в беспорядке, и идёшь по книге, как по искусному лабиринту, всё время разматывая невидимую нить. Каждую мысль уточняют, развивают и освещают соседствующие с ней мысли. На каждом шагу здесь вторгается что-нибудь неожиданное, и в этой непрестанной игре - введения в тему и отступления от неё - мы не раз поднимаемся на такие высоты, которые были бы невозможны в логически последовательной речи...
Шарль Огюстен де Сент-Бёв