Цитаты на тему «Древние» - страница 4
Кто этот дивный великан,
Одеян светлою бронёю,
Чело покойно, стройный стан
И весь сияет красотою?
Кто сей, украшенный венком,
С мечом, весами и щитом,
Презрев врагов и горделивость,
Стоит гранитною скалой
И давить сильную пятой
Коварную несправедливость?
Не ты-ль, о мужество граждан,
Неколебимых, благородных,
Не ты-ли гений древних стран,
Не ты-ли сила душ свободных,
О доблесть, дар благих небес,
Героев мать, вина чудес,
Не ты-ль прославила Катонов,
От Катилины Рим спасла,
И в наши дни всегда была
Опорой твёрдою законов.
Кондратий Фёдорович Рылеев
Сумароков ещё сильнее Ломоносова действовал на публику, избрав для себя сферу обширнейшую. Подобно Вольтеру, он хотел блистать во многих родах - и современники называли его нашим Расином, Мольером, Лафонтеном, Буало. Потомство не так думает; но, зная трудность первых опытов и невозможность достигнуть вдруг совершенства, оно с удовольствием находит многие красоты в творениях Сумарокова и не хочет быть строгим критиком его недостатков. Уже фимиам не дымится перед кумиром; но не тронем мраморного подножия; оставим в целости и надпись: Великий Сумароков!.. в трагедиях он старался более описывать чувства, нежели представлять характеры в их эстетической и нравственной истине, называя героев своих именами древних князей русских, не думал соображать свойства, дела и язык их с характером времени.
Александр Петрович Сумароков
Колонизаторы утверждали, что «африканские дикари» не могли создать столь значительный исторический памятник. Ведь на многие тысячи километров вокруг в ту пору не было ни единой каменной постройки ― ничего, кроме глинобитных стен и крыш из пальмовых листьев. И вот некий псевдоученый Ричард Холл, промышлявший поисками древних золотых украшений, написал книгу о том, будто руины Зимбабве сохранились от библейской страны Офир, откуда легендарный Хирам возил сокровища ко двору царя Соломона. (Под влиянием домыслов Холла родился роман Генри Райдера Хаггарда «Копи царя Соломона».)
Генри Райдер Хаггард
Лентяев. Прошу не говорить так решительно о древних элегиях: это мой конёк.
Архип Фаддеевич. Разве вы знаете древние языки?
Лентяев. А это на что? - Я всё знаю по инстинкту и понаслышке, и отчасти по переводам на французский язык, которого хотя я и не понимаю совершенно, но, как говорится - маракую.
Антон Антонович Дельвиг
И, полная благоразумия,
Шла речь о том, что жить в жилье
Учиться надо у Витрувия,
А не у Райта с Корбюзье,
Но, впрочем, древними преданьями
Мы не насытимся, увы,
И новыми похожи зданьями
Предместья Рима и Москвы,
Хоть вдалеке едва заметная
Еще и видится в бинокль
Сицилия с несытой Этною,
В чей кратер прыгнул Эмпедокл,
И дарит нам расчет утонченный
Проектов всяческих и смет
Бессмертный, будто не приконченный
Над чертежами, Архимед.
Эмпедокл
Вчера я был в Ипатьевском монастыре .
Обведённая венцом снегов, раскрашенная кармином и лазурью, легла на задымлённое небо севера, как пёстрый бабий платок, расписанный русскими цветами.
Линии непышных её куполов были целомудренны, голубые её пристроечки были пузаты, и узорчатые переплёты окон блестели на солнце ненужным блеском.
В пустынной этой церкви я обошёл древние иконы, весь этот склеп и тлен безжалостной святыни.
Угодники - бесноватые нагие мужики с истлевшими бёдрами - корчились на ободранных стенах, и рядом с ними была написана российская богородица: худая баба, с раздвинутыми коленями и волочащимися грудями, похожими на две лишние зелёные руки.
Древние иконы окружили беспечное моё сердце холодом мертвенных своих страстей, и я едва спасся от них, от гробовых этих угодников.
Их бог лежал в церкви, закостеневший и начищенный, как мертвец, уже обмытый в своём дому, но оставленный без погребения.
Исаак Эммануилович Бабель
Рифм написал я семь томов
Для Джона Меррея столбцов .
Страсть воспевал я вдохновенно,
(Что нынче петь несовременно),
Кровосмешение, разврат
И прочих развлечений ряд,
На сценах услаждавших взгляды
И персов, и сынов Эллады.
Да, романтичен был мой стих,
И пылок, по словам других.
Чистосердечно иль притворно,
Но многие твердят упорно,
Что в подражаньях древним, - им
Стиль классиков невыносим.
Но я к нему давно привычен, -
И, - как-никак, - теперь классичен,
Но промах я уразумел
И, чтоб исправиться, запел
О деле более достойном -
Подобном славным, древним войнам.
Слагал я песни, как Нерон .
Я пел и что ж?.. Скажу без лести
Великой вдруг добился чести:
Четыре первые стиха
(Хотя они не без греха)
Наметили для переводов
Четырнадцать чужих народов!
Так меркнет блеск семи томов
Пред славой четырёх стихов...
Джордж Гордон Байрон
![Главный порок в сём прелестном послании есть слишком явное смешение древних обычаев миф[ологических] с обычаями жителя подмосковной деревни. Музы существа идеальные. Христианское воображение наше к ним привыкло, но норы и келии, где лары расставлены, слишком переносят нас в греч[ескую] хижину, где с неудовольствием находим стол с изорванным сукном и перед камином Суворовского солдата с двуструнной балалайкой. - Это всё друг другу слишком противоречит. (Константин Николаевич Батюшков)](https://cdn.citatyru.com/img/quotes_images_webp/15/konstantin-nikolaevich-batyushkov-balalayka-972715.webp)
Даже в лучших его трагедиях встречаются непростительные нарушения правил, обязательных для автора драматических произведений: напыщенная декламация, которая задерживает или совсем останавливает развитие действия, крайняя небрежность в стихах и оборотах, непонятная у столь замечательного писателя. Более всего поражает в Корнеле его блистательный ум, которому он обязан лучшими из когда-либо существовавших стихов, общим построением трагедии, порою идущим вразрез с канонами античных авторов, и, наконец, развязками пьес, где опять-таки он иногда отступает от вкуса древних греков, от их великой простоты; напротив, он любит нагромождение событий, из которого почти всегда умеет выйти с честью. Особенное восхищение вызывает то обстоятельство, что Корнель так разнообразен в своих многочисленных и непохожих друг на друга творениях.
Пьер Корнель
Но, впрочем, древними преданьями
Мы не насытимся, увы,
И новыми похожи зданьями
Предместья Рима и Москвы,
Хоть вдалеке едва заметная
Еще и видится в бинокль
Сицилия с несытой Этною,
В чей кратер прыгнул Эмпедокл,
И дарит нам расчёт утонченный
Проектов всяческих и смет
Бессмертный, будто не приконченный
Над чертежами, Архимед.
Леонид Николаевич Мартынов
Другой, хожалый древних лет,
Стал журналистом не на шутку
И перенес в столбцы газет
Свою упраздненную будку.
На черемиса, латыша,
На всю мордву валит доносом ―
Хоть и зовет его общественным вопросом, ―
Во всех ты, душенька, нарядах хороша!
Времен минувших ростовщик,
Чуждаясь темного позора,
Усвоил современный шик
И назвал свой вертеп конторой;
Но та же алчность барыша
Томит и гласного вампира ―
Так чёрт ли в том, что ты надел костюм банкира...
Во всех ты, душенька, нарядах хороша!
Василий Степанович Курочкин
Подобно антологической лирике Пушкина, стихотворения Майкова тяготеют к фрагменту, лишённому действия и воссоздающему статические, пластичные образы: . Майков отказался от традиционной для «подражаний древним» любовной тематики, предпочитая описательную, в особенности пейзажную лирику. Природа для поэта полна скрытого смысла («всё думу тайную в душе моей питает»); населённая мифологическими существами - «дриадами, увенчанными дубовыми листами», «толпою легкокрылой» нимф, фавнами «с хмелем на челе» - природа одухотворяется, психологизируется и как бы отождествляется с прекрасным миром языческой древности. Однако разлитый в этом мире идиллический покой, гармоническая уравновешенность уже недостижимы и чужды поэту: . Испытав, очевидно, влияние Лермонтова, Майков создал нетрадиционный для антологической лирики образ мятущегося, рефлексирующего поэта.
Аполлон Николаевич Майков
Опасность религиозной веры состоит в том, что она позволяет нормальным в других отношениях людям пожинать плоды безумия и считать их при этом священными. Поскольку каждое новое поколение детей обучают, что религиозные утверждения не нужно подкреплять фактами, как это требуется в других случаях, цивилизации всё ещё приходится иметь дело с тучами нелепиц. Даже в наше время люди истребляют друг друга во имя древних литературных произведений. Невозможно поверить, что такое безумство может продолжаться.
Сэм Харрис
Профессия мореплавателя является одной из древнейших. Издревле люди пересекали на построенных ими кораблях и лодках пространства морей и океанов в торговых, военных или познавательных целях. И во все времена эта профессия требовала от людей, которые посвятили ей жизнь, отваги, стойкости, мужества и, как ни парадоксально, любознательности, стремления познать неизведанное, так как водная стихия всегда была полна тайн, загадок и представляла собой смертельную опасность для неумелых, не разбирающихся в морских тайнах людей. Мореходы как в древние времена, так и в наши дни встречаются с явлениями, поражающими воображение, порой необъяснимыми с позиций достигнутого уровня знаний. Поэтому вовсе не удивительно, что среди моряков всегда рождалось множество различных легенд, суеверий, а также обрядов и традиций, призванных обеспечить безопасное плавание и собственную жизнь.
Владимир Виленович Шигин
