Цитаты на тему «Бездна» - страница 3
Угасло ли это низменное влечение теперь, он еще не знал, но уже уверен был в его незаконной природе. Заманчиво было бы бросить Клавдии год, два жгучих наслаждений, под которыми кипела бы иная, разбитая... ее любовь. А потом - угар, отчаяние, смерть... Так представлялось ему будущее, если бы он сошелся с Клавдиею... Чувствовалось ему, что невозможна была бы мирная жизнь его с нею, - слишком одинаковым злобным раздражением отравлены были бы оба, - и, может быть, оба одинаково трудно любили тех, от кого их отделяло так многое...
Но отчего же все-таки он, усталый от жизни, не взял этого короткого и жгучего полусчастья, полубреда? Что из того, что за ним смерть? Ведь и раньше знал он, что идет к мучительным безднам, где должен погибнуть! Что отвращало его от этой бездны? Бессилие? Надежда?
Фёдор Кузьмич Сологуб
Несмотря на годы, несмотря на посты (вернее, благодаря им), отец Михаил отличался и силой, и ловкостью. Вися над бездной, он понял то, что понимают в опасности; то, что и зовется истинным мужеством. Как и всякий нормальный человек, в такую минуту он понял, что главная опасность - страх, а единственная надежда - спокойствие, доходящее до беспечности, и беспечность, доходящая до безумия. Единственный шанс остаться живым заключается в том, чтобы не держаться за жизнь.
Гилберт Честертон
Между максималистической утопией и ее воплощением в первом шаге лежит такая бездна, которая, например, отделяет Эмпедоклову философию стихий от мифа об Эмпедокле, когда философ стихий пожелал соединиться со стихиями, т.-е. бросился в Этну; в этом первый позыв к конкретному максималистическому шагу: ― соединиться со стихиями, т.е. сжечь себя в Этне. Фауст был абстрактным максималистом, но когда он стосковался по конкретному, он понял, что ему остается только умереть, ибо он абстрактен. От чаши с ядом его отделил пасхальный возглас ― Christ ist erstanden!
Эмпедокл
Однако, по воле того, кто, будучи сам бесконечен, установил незыблемый закон, согласно которому всё существующее на свете долженствует иметь конец, пламенная любовь моя, которую не в силах были угасить или хотя бы утишить ни моё стремление побороть её, ни дружеские увещания, ни боязнь позора, ни грозившая мне опасность, с течением времени сама собой сошла на нет, и теперь в душе моей осталось от неё лишь то блаженное чувство, какое она обыкновенно вызывает у людей, особенно далеко не заплывающих в бездны её вод, и насколько мучительной была она прежде, настолько же ныне, когда боль прошла, воспоминания о ней мне отрадны.
Джованни Боккаччо