Цитаты на тему «Первый» - страница 20
Меня просят высказать для читателей «Морнинг Джёрнал» моё мнение о Вагнере. Я это сделаю со всей прямотой и откровенностью. Но должен предупредить их, что вижу в этом вопросе две стороны. Первая – Вагнер и положение, которое он занимает среди композиторов девятнадцатого столетия; и вторая – вагнеризм. Можно сразу увидать, что, восхищаясь композитором, я питаю мало симпатии к тому, что является культом вагнеровских теорий.
Как композитор, Вагнер, несомненно, одна из самых замечательных личностей во второй половине этого столетия, и его влияние на музыку огромно.
Пётр Ильич Чайковский
С самого рождения я живу в Москве, но ей-богу не знаю, откуда пошла Москва, зачем она, к чему, почему, что ей нужно. В думе, на заседаниях, я вместе с другими толкую о городском хозяйстве, но я не знаю, сколько вёрст в Москве, сколько в ней народу, сколько родится и умирает, сколько мы получаем и тратим, на сколько и с кем торгуем... Какой город богаче: Москва или Лондон? Если Лондон богаче, то почему? А шут его знает! И когда в думе поднимают какой-нибудь вопрос, я вздрагиваю и первый начинаю кричать: «Передать в комиссию! В комиссию!».
Антон Павлович Чехов
Никто никогда не скажет, сколько тайн заключает в себе Великий и непостижимый Океан. Чуждый человеку, он неохотно пускает его в свои владения, не прощает малейших ошибок и безжалостно карает зазевавшихся. Океан бесконечен, ибо это настоящая Вселенная. А потому, несмотря на то, что человечество изучает его уже столько веков, Океан все так же таинственен и недоступен, как и в тот миг, когда первый человек его впервые увидел. При всех этих выдающихся открытиях последнего времени совершенно очевидно, что свои самые главные тайны океан припас напоследок, и пройдет еще весьма немало времени, прежде чем он допустит к ним человека. А потому впору задуматься: так ли был нереален главный персонаж «Соляриса» Станислава Лема – мыслящий океан далекой планеты? И надо ли нам для этой встречи вообще куда-то лететь?
Владимир Виленович Шигин
Между максималистической утопией и ее воплощением в первом шаге лежит такая бездна, которая, например, отделяет Эмпедоклову философию стихий от мифа об Эмпедокле, когда философ стихий пожелал соединиться со стихиями, т.-е. бросился в Этну; в этом первый позыв к конкретному максималистическому шагу: ― соединиться со стихиями, т.е. сжечь себя в Этне. Фауст был абстрактным максималистом, но когда он стосковался по конкретному, он понял, что ему остается только умереть, ибо он абстрактен. От чаши с ядом его отделил пасхальный возглас ― Christ ist erstanden!
Эмпедокл