Цитаты на тему «Ресторан» - страница 3
Дедов закуток - это место, где мне лучше всего на свете. Хотя, казалось бы, что там такого особенного - сараюшка из досок и листового железа в углу сада, зимой в ней холодно, летом жарко. Я стараюсь забегать туда как можно чаще. Что-нибудь смастерить, позаимствовать инструмент или деревяшку, посмотреть, как работает дед Леон (он сейчас делает на заказ мебель для ресторана), посоветоваться с ним пли просто посидеть. Мне здесь нравится, мое это место, вот и все. Помните, я говорил. что от запаха школы меня тошнит? Так вот, здесь - наоборот: входя в эту захламленную - не повернуться - сараюшку, я раздуваю ноздри, чтобы поглубже вдохнуть запах счастья. Запах горячей смазки, электронагревателя, пайки, клея, табака и еще многого всякого. Обалденно. Я давно решил, что когда-нибудь выделю этот запах в чистом виде, создам духи и назову их «Закуток».
Чтобы нюхать, когда становится тошно от этой жизни."35 кило надежды"
Анна Гавальда
Часто удивляет дешевизна в нашей стране некоторых бытовых вещей, о цене которых узнаёшь неожиданным образом или, если хотите, путём. Имею в виду чашки, тарелки, графины, наволочки или матрацы. Узнаю я их цену в ресторанах или гостиницах, когда чего кокнешь или прожжёшь. И каждый раз удивляюсь - дешёвка! А ведь годами прозябаешь дома с разбитой чашкой или с графином, у которого давно горлышко треснуло, а пробка потерялась. И в голову не придет сходить в посудную лавку и тряхнуть мошной на три или там даже пять рублей, ибо тебе не трёшка мерещится, а минимум сотняга убытков. Недавно в дорогом ресторане перевернул целиком стол на очередного своего режиссёра-экранизатора. И обошлось все удовольствие в жалкий четвертак...
Виктор Викторович Конецкий
Когда они проходили соборную площадь, чтобы пройти в ресторан Джотто, посещаемый духовенством, они встретили старого графа Гидетти, нарумяненного, в парике, шедшего почти опираясь на двух молоденьких девушек скромного, почти степенного вида. Ваня вспомнил рассказы про этого полуразвалившегося старика, про его так называемых «племянниц», про возбужденья, которых требовали притупленные чувства этого старого развратника с мертвенным накрашенным лицом и блиставшими УМОМ и остроумием живыми глазами; он вспомнил его разговоры, где из шамкающего рта вылетали парадоксы, остроты и рассказы, все более и более теряющиеся в наше время, и ему слышался голос Джузеппе, говоривший: «Да, если у кого и шесть и четыре пальца, так Господь Бог же наделил его такими ногами и ходить ему нужно, как и другим».
Михаил Алексеевич Кузмин
«Бабий Яр» я закончил поздним вечером, после того, как побывал на том страшном месте, и немедленно позвонил в Москву Александру Межирову, прочел по телефону.
― Это нельзя печатать, ― сказал он. ― Там все спрямлено. Все гораздо сложнее... Ты опозоришься на весь мир.
― Да, там все спрямлено. Но об этом надо заговорить. Может быть, именно так прямо. И сейчас, а не завтра, ― сказал я. ― Я готов опозориться на весь мир...
Тем же вечером в киевском ресторане я прочел эти стихи друзьям своей юности Ивану Драчу, Ивану Дзюбе, Виталию Коротичу, запоздало пришедшему к нам прямо с дежурства в госпитале. Им это понравилось ― тогда мы все понимали друг друга с полуслова.
Александр Петрович Межиров