Цитаты на тему «Своя» - страница 97
Его мания величия обнаруживается только в исключительных случаях в самомнении, чудовищном, но всё же ещё понятном. По большей части к ней примешивается сильная доза мистицизма и веры в свою сверхъестественность. Простым самомнением можно признавать, когда он, например, говорит: «Что касается моего Заратустры, то я не допускаю, чтобы его понял тот, кто не чувствовал себя когда-нибудь уязвлённым каждым его словом и кто им когда-либо не восторгался: только тогда человек может пользоваться привилегией благоговейно приобщиться к халкионской стихии, которой порождён этот труд, к его солнечной ясности, шири, дали и определённости».
Макс Нордау
Ты открой глаза, мы с тобой совсем друг на друга не похожи.
Я мечтаю жить без забот, а ты думаешь: "Это невозможно".
Но, мы день и ночь вдвоем. Слышишь? Мы поем, когда мы рядом.
Это солнце - для тебя, а мне - подмигивает луна.
Мир, в котором я могу оживить, все, что для тебя осталось сказкой.
Дай свою ладонь. Пойдем со мной, и тебе все сразу станет ясно.
Ведь мы день и ночь вдвоем. Слышишь? Мы вдвоем, когда мы рядом.
Это солнце - для тебя, а мне - подмигивает луна.
Припев:
Это Новый год! Эта новая попытка счастье принесет,
В новый мир окно открыто. Нам грустить нельзя!
Сказка вдруг закончилась, но сбылась твоя мечта -
И теперь ты веришь в чудеса.
Пусть нам говорят, что это сон, но может стать легко он явью.
Там моя любовь, мое тепло, и снежинки на ладонях тают.
А мы день и ночь вдвоем. Слышишь? Мы поем, когда мы рядом.
Эта песня - для тебя, а мне - подмигивает луна.
Нюша
Не знаю, как для кого, но для меня Переделкино ― это прежде всего место, где жил Пастернак. Может быть, отчасти из-за поразительной топографической точности его стихов, в которых и водокачка, и ручей, и мостик, и чуть ли не железнодорожное расписание («а я шел на шесть сорок пять»), и переделкинское кладбище («я вижу из передней в окно, как всякий год, своей поры последней отсроченный приход»). Как-то ранней весной я подошел к этому кладбищу и хотел подняться к его могиле прямо с шоссе, но между оградками было слишком тесно и еще не высохла густая грязь. Во многих оградках шла та спокойная, неторопливая кладбищенская работа, где уже нет места горю, а лишь легкая печаль витает над житейским трудом.
Борис Леонидович Пастернак