Цитаты на тему «Ребенок» - страница 23

В эпоху "юности советской власти" ему было тяжело. Политически он был наивен как ребёнок. Так же, как он радовался, что его романсы распевает императрица, так же при первых "громах революции" он немедленно сочинил гимн свободной России и так же радовался, что его с успехом исполняют. Успех его музыки - вот что его интересовало. В то время, когда началось просачивание русских музыкантов за границу - а это началось почти одновременно с водворением советской власти, - он на некоторое время как-то застрял: Рахманинов, Метнер, Черепнин и Прокофьев успели смыться ранее. Раз, помню, я его встретил на улице и спросил, почему он не попытается, как многие другие, получить командировку или просто выезд за границу. Он на меня посмотрел недовольно и сказал - я хорошо помню эти слова: - Россия - моя мать. Она теперь тяжко больна. Как могу я оставить в этот момент свою мать! Я никогда не оставлю её. Через неделю я узнал, что он выехал за границу, начав хлопоты больше двух месяцев назад. Посмотрите цитату
Леонид Леонидович Сабанеев
Прощаясь с Хомяковым, я сказала, какое наслаждение доставила мне его статья. Хомяков принимает всякое сочувствие и одобрение, даже хоть от малого ребёнка, с удовольствием и благодарностью и благодарил меня искренно. В то время как я ему говорила, мы услыхали слова Тургенева, обращённые к маменьке: «Даю вам слово, что в будущее воскресенье пойду в церковь». Мы переглянулись, я спросила Хомякова: «Какое, вы думаете, произвела бы ваша статья впечатление на Тургенева?» - Ровно никакого, - сказал он, - т. е. он бы сказал: да, это умно, очень хорошо и больше ничего, и следа бы не осталось. - Да, - отвечала я, - он, кажется, вовсе не способен ничего понять духовного; однако же есть какие-то стремления, но это не к духовному, а к душевности какой-то. Он всё понимает только впечатлениями, чисто даже физическими. - Да, это правда, - сказал Хомяков, - стихи Константина Сергеевича, которые он мне читал, сильно написаны на него. Посмотрите цитату
Вера Сергеевна Аксакова
Это трудная проблема - мамы и папы. К взрослым в послеоперационные палаты никого не пускают, чтобы «не заносили инфекцию», как мы, медики, говорим. А около детей сидят родители, хотя инфекция здесь еще страшнее. Это - уступка жалости. Нельзя, ну просто невозможно, отказать матери или отцу, когда их ребенок находится между жизнью и смертью. Некоторые, правда, помогают сестрам и няням: поднять, переложить, покормить. Персоналу работы хватает, и лишние руки всегда полезны. Но большей частью родители мешают. Ухаживать за больным нужно уметь. И нужны, кроме того, крепкие нервы. Или по крайней мере привычка. Попадаются истеричные и просто плохие люди. Им все кажется, что сестры и врачи недобросовестны, ленивы, жестоки. Чуть ли не одержимы желанием уморить их детей. Таких приходится выгонять, не обращая внимания на угрозы жаловаться. Впрочем, жалуются исключительно редко. Наверно, потом каждый все спокойно обдумает и устыдится. Слишком уж очевидна самоотверженная работа. Посмотрите цитату
Николай Михайлович Амосов
Тогда, послушайте что говорит верховный комиссар ООН по правам человека, недавно одну в мае выступала, да – и в том числе, это по итогам мониторинговой миссии, она сказала: « В селе Ягодное Черниговской области российские военные 28 дней удерживали 360 человек, в том числе 74 ребенка и 5 людей с инвалидностью, в подвале школы – без туалета, почти без воды. Десять пожилых людей умерли. » Это борьба с нацизмом? – Вы знаете, к сожалению, международные чиновники, включая Верховного комиссара по правам человека, включая – к огромному моему сожалению – генерального секретаря ООН, и многих других представителей Организации объединенных наций подвержены давлению Запада. И очень часто выступают рупором тех фейковых новостей, которые распространяет Запад. – То есть получается Россия опять белая и пушистая? – Нет, Россия не белая и не пушистая. Россия такая, какая она есть. И мы не стыдимся показывать себя такими, какие мы есть. Посмотрите цитату
Сергей Викторович Лавров
По улице, где каменеет жуть, Я прохожу, и мой недолог путь. Направо – сад, налево – сад, собор. Чуть впереди домов нестройный хор, Нестройный хор бессвязных тёмных строф, Там за углом – ещё полста шагов – Стоит мой дом у детства на краю, В нём комната, в которой я стою. Вокруг меня стоит несносный смрад, И я уйти оттуда был бы рад, Но не могу... Стою, как в странном сне. Здесь был когда-то графский туалет. Теперь живет семья, и денег нет. Есть маленькая печь, но мало дров, И потому ребёнок нездоров. Да, денег нет (увы, страна бедна, Уж восемь лет, как кончилась война. Убитых много. Некого сажать. И за три года надо сделать пять). Здесь нет цветов, и каждый день ― свой бред. То расцветает ругани букет, То рваное пальто украл сосед, То слишком долго занят туалет, То чья-то смерть, то просто страх и хмарь. Водопровод гудит как пономарь, А рядом в кухне разговор идет: Там агитатор чай с соседкой пьет И в паузе за приказной строкой Колено жмёт ей потною рукой. Посмотрите цитату
Александр Николаевич Миронов