Цитаты на тему «Кости» - страница 2
Человек должен уметь менять пеленки, спланировать вторжение, заколоть свинью, вести корабль, построить дом, написать сонет, подвести счета, возвести стену, снять мясо с костей, утешить умирающего, отдать приказ, выполнить приказ, действовать вместе и в одиночку, решать уравнения, анализировать новую проблему, разбросать навоз, запрограммировать компьютер, приготовить вкусное блюдо, биться и победить и умереть, если надо, с достоинством. Узкая специализация - удел насекомых.
Роберт Хайнлайн
...В лице Ломоносова русский народ свободно, гордо предъявлял миру свои права на самостоятельное участие в деле общечеловеческого просвещения; свободно, гордо выражает он законное внутреннее требование своего духа: возвести на степень всемирно-исторического значения свою народность, разработать для высшей сферы знания и искусства свои богатые таланты, деятельность которых ограничивалась до сих пор тесною сферою бытовой, односторонне национальной жизни. Ломоносов, являясь европейским учёным, никогда не переставал быть русским; он был им до мозгу костей, и напротив потому только и занял он такое видное место среди европейских учёных, то есть место самостоятельного деятеля в науке, что был как непосредственно, так и сознательно, вполне русским, что верил неколебимо и безгранично в права русской народности, что для него не подлежало сомнению, а было живым кровным убеждением,
...Что может собственных Платонов
И быстрых разумом Невтонов
Российская земля рождать!
Иван Сергеевич Аксаков
... уверял меня, будто никогда ничем не болел, не знал никаких недомоганий, никакой боли, кроме как от карбункула - язвы, которая открылась у него на спине и заставила его просидеть дома семнадцать дней. Это, по его выражению, послужило для него как бы прижиганием, и с тех пор всё ему нипочём: жарко ли, холодно ли, промокнет ли он до костей под проливным дождём. Ему кажется, что теперь он неуязвим. Chez Hugo, ce soir. Il dit qu'il n'a jamais été malade, qu'il n'a jamais eu rien, qu'il n'a jamais souffert de quoi que ce soit, sauf un anthrax, un charbon dans le dos, qui l'a empêché de sortir dix-sept jours. Après quoi, selon son expression, il a été cautérisé. Et rien ne peut lui faire : le chaud, le froid, les averses qui le trempent jusqu'aux os. Il lui semble qu'il est invulnérable.
Виктор Гюго
Вечером пришел А. Крученых, исхудавший, с резко обозначенными лицевыми костями, грязный, в засаленном пиджачишке. Мечется по комнате, хватает книги, бумагу... До карандашей не дотрагивается. Говорит: «Съедаю кило-полтора в день, но мало. Жиров нет. Теряю в месяц 400 ― 500 грамм. Если еще год война протянется ― ничего, меня хватит. Но на два года... Хо-хо... Пожалуй, нет, а?» ― И он говорит о знакомой женщине. Талантлива. Но не старалась печататься ― все обстановка плоха. Предпочитала жить на содержании. ― «Теперь всматриваюсь, у нее шкаф красного дерева, посуда из нержавеющей стали». Теперь ― («Вот ты пела!») ― «хахали» исчезли, она поступила на завод ― и сразу же испортила дорогой станок, вроде как бы выгнали. Она распродает вещи и просит у Крученыха помощи: «Ну, раз, два, но нельзя же все время, я ей говорю». И глаза его сердито щурятся. Другая приходит: «Дайте папироску, сухарик». ― «Да вы не ели?» ― «Я бы сразу съела трех баранов». ― И он добавляет: «Ну и дашь ей, а у самого-то злость...».
Алексей Елисеевич Кручёных