Цитаты на тему «Плохо» - страница 19
Литература ему представлялась безжалостным божеством, вечно требующим крови. Она для него олицетворялась в учебнике истории литературы. Такому научному кирпичу он способен был поклоняться, как священному камню, олицетворению Митры. В декабре 1903 года, в тот самый день, когда ему исполнилось тридцать лет, он сказал мне буквально так:
― Я хочу жить, чтобы в истории всеобщей литературы обо мне было две строчки. И они будут.
Однажды покойная поэтесса Надежда Львова сказала ему о каких-то его стихах, что они ей не нравятся. Брюсов оскалился своей, столь памятной многим, ласково-злой улыбкой и отвечал:
― А вот их будут учить наизусть в гимназиях, а таких девочек, как вы, будут наказывать, если плохо выучат.
«Нерукотворного» памятника в человеческих сердцах он не хотел. «В века», на зло им, хотел врезаться: двумя строчками в истории литературы (чёрным по белому), плачем ребят, наказанных за незнание Брюсова, и ― бронзовым истуканом на родимом Цветном бульваре.
Валерий Яковлевич Брюсов
В мою задачу не входит помощь читателю. Мой диалог возможен только с теми, кто знает пароль и язык, на котором я говорю, и, разумеется, контекст культуры этого языка. К счастью, круг моих собеседников и читателей пусть и не столь широк, несмотря на европейские переводы, но весьма для меня содержателен. Впрочем, мне хватило бы Георгия Гачева, Симы Маркиша, Жоржа Нива и Евгения Витковского. Возможно, продаваться в супермаркете литературы не так уж плохо, рекламщики шустрят, продавцы суетятся. Но так уж получилось, что перефразируя Декарта, находясь в разных культурных измерениях, мы не подозреваем о существовании друг друга.
Леонид Александрович Латынин
... я чрезвычайно расстроен запутанным, положением, в которое попал; все эти двенадцать месяцев я не только плохо ел и спал, но и не имел прежнего спокойствия и прежней связи мыслей. Я никогда не намеревался получить что-нибудь через Вас или по милости короля Якова, теперь я чувствую, что должен отделаться от знакомства с Вами и никогда впредь не видеть ни Вас, ни остальных своих друзей, если только я смогу потихоньку от них ускользнуть. Прошу прощения за то, что сказал, что не хочу более видеть Вас, и остаюсь Вашим смиреннейшим и покорнейшим слугою.
Исаак Ньютон
... «Обозрение русской словесности 1830 года». Не знаем, кто написал это чудище . Г. Максимович, как видно, имеет особенный дар отыскивать обозревателей для русской словесности. Плохо было у него «Обозрение» в прошедшем году, но в нынешнем оно ещё хуже, потому что ещё пристрастнее, и ещё глубже печалит истинного любителя словесности. «Обозрение» нестерпимо своим пристрастием, близорукостью и тем характером, который заставляет благомыслящего человека удаляться от всего, что ознаменовано оным. «Обозрение» в Деннице есть не иное что, как распространённая похвала «Литературной газете». Все мнения взяты из этой газеты: всё причастное ей расхвалено, обо всём противоположном или умолчано, или сказано с отчаянною запальчивостью.
Ксенофонт Алексеевич Полевой
Танеев очень любил вообще «дружественно поиздеваться» и состроумничать к случаю, иногда даже перехватывая через край в этом. Чайковский плохо играл на фортепиано, и не любил этого делать, особенно при посторонних - поэтому Танеев обычно сам играл его новые сочинения - в смешной позе, навалившись своим толстым телом на фортепиано и впившись близорукими глазами в рукопись. Помню раз такой диалог: Пётр Ильич принёс С.И.Танееву семь новых романсов.
- Вот, Сергей Иванович, - я кое-какую дрянь принёс.
- Ну, давайте сюда кое-какую дрянь!
Танеев берёт рукопись:
- Почему же семь? Вы всегда по шести сочиняли.
И внезапно и преждевременно разразившись своим характерным, всей музыкальной Москве знакомым икающим «ослиным» смехом, Танеев выпаливает:
- Вы всегда «дюжинную» музыку писали, Пётр Ильич, - а вот в коем-то веке написали «недюжинную»!
Пётр Ильич Чайковский
Родись он на год, на два раньше, с ним этого не случилось бы: собаки тогда были в цене, и соседи выпрашивали себе друг у друга щенков. Лет пять тому назад в тех местах случился большой голод. Люди перебили всю скотину, переловили всех голубей. В то время волки из степи делали набеги на город. Они стаями переходили реку по льду, взбирались на яр, врывались в улицы. Собачий лай не предупреждал об их появлении: собак тогда не было в городе. Вслед за голубями настал их черед: всех их съели голодающие. И осмелевшие волки набрасывались на людей у их домов.
Потом, когда голод кончился и город снова обзавелся скотом и запасами, каждый хозяин поскорей стремился завести себе сторожевого пса. И теперь, хоть собак снова стало много и волки ушли далеко в степь, жители все еще не уничтожали щенков: жалели. Помнили еще, как плохо пришлось им без овчарок. Совестились топить, но и кормить всех щенят никому расчёта не было. Стали подкидывать соседям: авось да и возьмёт кто на выкорм?
Виталий Валентинович Бианки
И беру я что-то вроде закуски,
Захудаленькую баночку, с краю.
Но написано на ней не по-русски,
А по-ихнему я плохо читаю.
....
И до самого рассветного часа
Матерился я в ту ночь, как собака.
Оказалось в этой банке не мясо,
Оказалась в этой банке салака!
И не где-нибудь в Бразилии "маде",
А написано ж внизу, на наклейке,
Что, мол, "маде" в СССР,
В маринаде,
В Ленинграде,
Рупь четыре копейки!
...Нет уж, братцы, надо ездить поближе,
Не на край, расперемать его, света!
Мы ж им - гадам - помогаем,
И мы же
Пропадаем, как клопы, через это!
Александр Аркадьевич Галич
Пацифизм как политическое движение всегда страдал от того, что его лидерами были люди, отмеченные печатью гениальности. К несчастью, из гениальных людей обычно не получаются хорошие политики, редким исключением был Ганди. Гениальность и искусство политических компромиссов плохо сочетаются друг с другом. За исключением Ганди, крупные представители пацифизма были скорее пророками, нежели политиками. Иисус в Иудее, Толстой в России, Эйнштейн в Германии - каждый в свой черед требовал от человечества соответствия более высоким стандартам, чем те, которым политические движения могли соответствовать.
Махатма Ганди
У меня сложилось такое представление, что Лысенко плохо знает содержание науки. У него не хватает эрудиции. Этой эрудицией ему помогает Презент, который тоже не знает физиологии, но в последнее время интересуется ею. Получается комбинация, синтез, который дал, с одной стороны, интересную мысль, с другой стороны, пестрит рискованными местами. Поскольку пресса подхватывает некоторые утверждения Лысенко - Презента, они приобретают, с моей точки зрения, угрожающий характер.
Трофим Денисович Лысенко
«Новый фильм Вуди Аллена» - звучит как оксюморон. Почти восьмидесятилетний сценарист и режиссёр, снимающий, как машина, каждый год по фильму, давно уже поставил самоповтор на поток, виртуозно доказывая, что сможет всегда найти краски для воплощения своего нарциссического скепсиса. В «Жасмин» он смешал детали собственной биографии, финансовый кризис 2008 года с пьесой Теннесси Уильямса «Трамвай «Желание». А на роль своего альтер эго выбрал Кейт Бланшетт, четыре года назад с большим успехом игравшую Бланш Дюбуа в спектакле. Правда, Аллен уверяет, что на сцене её не видел. Но это часть его обычной мифотворческой стратегии - притворяться чудиком, который плохо ориентируется в мире за пределами своего дивана.
Ирина Юрьевна Любарская