Цитаты на тему «Рассказы»
Под старым деревом всю ночь
Вели мы разговор,
О жизни, нами прожитой
С рожденья до сих пор.
Отдав друг другу пол-души
В рассказах про житье,
Мы крепко-крепко обнялись,
Чтоб возвратить ее;
Я в раж вошел, поняв, что мы
Уже не первый раз,
Под этим деревом ведем
О детстве свой рассказ.
Какое чудо - годы те,
Как жизнь цвела, красна,
Когда все лето было - нам
И наша - вся весна!
Уильям Батлер Йейтс
Варлам Шаламов говорил, что в [его стихах] плачет каждая травинка, каждый камешек. Но, на мой взгляд, в напечатанных [в 60-х] стихах Шаламова, были травинки и камешки Колымы, но не было людей. Они появились только в опубликованных за границей рассказах Шаламова. А в моих стихах были люди.
Анатолий Владимирович Жигулин
Десятки раз в своих романах и рассказах К. Саймак прокручивает тему Контакта. Но к творчеству Саймака, как это ни парадоксально, внеземные цивилизации имеют лишь весьма косвенное отношение. Он изобретательно придумывает разнообразные формы неземной жизни вовсе не для выдвижения научных гипотез. Каждая встреча с пришельцами дает ему возможность взглянуть на человечество со стороны, иногда посетовать на суетливость некоторых его устремлений, особо заметную оттуда, из космоса, но зато другой раз и возгордиться величием его души.
Клиффорд Дональд Саймак
С Василием мы часто встречались на митингах в поддержку Майдана, которые проводились недалеко от Эйфелевой башни. Мы старались поддержать материально участников Революции достоинства, собирали деньги. Объединившись в несколько волонтерских ассоциаций, работали каждый в своем направлении. Ассоциация Fraternite Ukrainienne («Украинское братство»), которую основал Василий Слипак, помогала бойцам на передовой. Василий и сам регулярно ездил на родину. Возвращался совсем другим человеком. По его рассказам мы понимали: он видел то, чего не видели мы. Он очень переживал за Украину. И хотя был связан контрактами с несколькими оперными коллективами, в том числе и с Парижской оперой, в промежутках между работой регулярно бывал на Донбассе в качестве волонтера. А потом ушел добровольцем воевать... Последний раз мы виделись с ним за двадцать дней до его гибели.(2016 год.).
Василий Ярославович Слипак
Когда мне позвонили и рассказали про этот перформанс - перед Большим театром, - я понял, что попал в сюжет одного из собственных рассказов, и относился к этому соответственно - иронично. Но когда «идущие» пришли ко мне домой под видом рабочих и показали заказ: навесить на окна тюремные решетки, - это меня отрезвило. А где-то через неделю на меня было открыто уголовное дело. Мило, правда?
Владимир Георгиевич Сорокин
Смешно! Люди стесняются этого слова! У меня есть теория: человек прочитал определённое количество рассказов, человек наблюдал вокруг, человек знает - сначала должна быть любовь, чтобы потом была свадьба. Человеку нужна свадьба, и человек идёт не от причины к следствию, а - наоборот: рядом есть объект, подходящий для свадьбы Значит? Значит - я его люблю! Так просто! И он вынужден говорить то, что не чувствует. И оттого людям так неудобно произносить это слово, и оттого люди привыкли стесняться его. Они стесняются своей лжи.
Эдвард Радзинский
Не всякий умеет слушать человека. Иной слушает слова, понимает их связь и связно на них отвечает. Но он не уловил «подголосков», «теней звука» «под голосом», - а в них-то, и при том в них одних, говорила душа.
«Человек о многом говорит с интересом, но с аппетитом - только о себе» (Тургенев). Сперва мы смеемся этому выражению, как очень удачному Но потом (через год) становится как-то грустно: бедный человек, у него даже хотят отнять право говорить о себе
Я, напротив, замечал, что добрых от злых ни по чему так нельзя различить, как по выслушиванию ими этих рассказов чужого человека. Охотно слушают, не скучают - верный признак, что этот слушающий есть добрый человек. С ним можно водить дружбу. Можно ему довериться. Но не надейтесь на дружбу с человеком, который скучает, вас выслушивая: он думает только о себе и занят только собою. Столь же хороший признак о себе рассказывать: значит, человек чувствует в окружающих братьев себе. Рассказ другому есть расположение к другому.
Василий Васильевич Розанов
По первому впечатлению рассказ г. Александра Грина легко принять за рассказ Эдгара По. Так же, как По, Грин охотно даёт своим рассказам особую ирреальную обстановку, вне времени и пространства, сочиняя необычные вненациональные собственные имена; так же, как у По, эта мистическая атмосфера замысла соединяется здесь с отчётливой и скрупулёзной реальностью описаний предметного мира.
Грин - незаурядная фигура в нашей беллетристике; то, что он мало оценен, коренится в известной степени в его недостатках . Грин всё-таки не подражатель Эдгара По, не усвоитель трафарета, даже не стилизатор; он самостоятелен более, чем многие пишущие заурядные реалистические рассказы, литературные источники которых лишь более расплывчаты и потому менее очевидны... Грин был бы Грином, если бы и не было Эдгара По.
Александр Грин
Довлатов-рассказчик создаёт новый литературный жанр. Документальная фактура его рассказов - лишь обманчивая имитация. Автор не использует реальные документы. Он создает их художественными методами. То есть сама документальность - плод решения эстетической задачи. И как результат - двойное воздействие. Убедительность фактографии помножается на художественный эффект.
Сергей Донатович Довлатов
Когда несчастные приключения составляют тему рассказов о принцах и людях, действующих в высших сферах, или изображены в трогательных и хорошо обработанных сценах трагедии, они, разумеется, возбуждают в нас ужас, но производят мимолётное, слишком отвлечённое впечатление как происшествия, ничего общего не имеющие с нашей скромной обыденной жизнью. Вместо этих возвышенных сюжетов, я думаю, было бы полезнее, если бы кто-нибудь сумел представить приключения с людьми среднего уровня. Это несомненно произведёт более сильное впечатление на большинство обыкновенных людей.
Ричард Стил
С другой стороны, члены Фронта, по всей видимости, воспринимали специфически северо-корейскую идеологию чучхе не как самостоятельную версию социализма (на самом деле, чучхе скорее является вариантом «крестьянского социализма»), а как приложение советского «марксизма-ленинизма» - которому они, в целом, были идейно лояльны - к корейским реалиям. Следственные органы Южной Кореи старались, во время суда над членами Фронта, представить их убеждёнными чучхеистами, но, судя по рассказам бывших членов Фронта, их идеология, при всём позитивном отношении к идеям чучхе - настолько, насколько с ними можно было вообще ознакомиться в условиях информационной блокады - носила скорее обще-левый характер, с большевизмом как основной теоретико-практической моделью. Революция 1917 г., вместе с Кубинской революцией, была для членов Фронта базовым ориентиром; её опыт следовало творчески приспособить к южнокорейским реалиям.
Владимир Михайлович Тихонов
Грин был суровый сказочник и поэт морских лагун и портов. Его рассказы вызывают лёгкое головокружение, как запах раздавленных цветов и свежие, печальные ветры.
Грин провёл почти всю жизнь в ночлежных домах, в грошовом и непосильном труде . Он был матросом, грузчиком, нищим, банщиком, золотоискателем, но прежде всего - неудачником.
Взгляд его остался наивен и чист, как у мечтательного мальчика. Он не замечал окружающего и жил на облачных, весёлых берегах.
Только в последние годы перед смертью в словах и рассказах Грина появились первые намеки на приближение его к нашей действительности.
Романтика Грина была проста, весела, блестяща. Она возбуждала в людях желание разнообразной жизни, полной риска и «чувства высокого», жизни, свойственной исследователям, мореплавателям и путешественникам. Она вызывала упрямую потребность увидеть и узнать весь земной шар, а это желание было благородным и прекрасным.
Александр Грин
Клифф Саймак был бы так же шокирован, как и я, если бы мне пришлось утверждать, что он - выдающаяся литературная фигура, в нашем жанре или в любом другом. Он милосердный, наблюдательный, мягкий человек, обладающий проницательностью и профессиональными навыками. эти качества заставляют читателя чувствовать себя хорошо в компании людей из рассказов Клиффа Саймака.
Это редкий способ удержать интерес читателя.
незадолго до Второй мировой войны он был автором шаблонных рассказов, в которых были лишь проблески индивидуальности. Потом что-то случилось; может быть, он получил повышение в газете, так что с его фриланса было снято экономическое давление, может быть, сама война, может быть, зрелость. Что бы это ни было, оно породило серию душераздирающе эффектных историй в «.
Клиффорд Дональд Саймак
