Цитаты на тему «Моя» - страница 73
Ещё не успел я начать подвигов благочестия, а уже заразился тщеславием. Ещё не успел вступить в преддверие, а уже мечтаю о внутреннем святилище. Ещё не положил начатков жизни богоугодной, а уже ближних моих обличаю. Ещё не узнал, что есть истина, а хочу быть наставником других. Душа моя! Все даровал тебе Господь - смысл, разум, ведение, рассуждение, познай же полезное для тебя. Как мечтаешь ты сообщать свет другим, когда ты сама погружена ещё во тьму? Врачуй прежде самое себя, а если не можешь, то оплакивай слепоту свою.
Ефрем Сирин
Мухи, как чёрные мысли, весь день не дают мне покою:
Жалят, жужжат и кружатся над бедной моей головою!
Сгонишь одну со щеки, а на глаз уж уселась другая,
Некуда спрятаться, всюду царит ненавистная стая,
Валится книга из рук, разговор упадает, бледнея...
Эх, кабы вечер придвинулся! Эх, кабы ночь поскорее!
Алексей Николаевич Апухтин
Поездка моя в Одессу была не бесплодна. Операция заключается в том, что Сапунопуло сразу уплачивает все мои долги и за это берёт меня, т.е. всё моё имущество, в кабалу на неопределенное число лет. Мы спорим о подробностях, но, вероятно, придём к соглашению. Ликвидация усложняется тем, что у него есть дочь Сонечка, которая очень со мною кокетничает. Мне кажется, что во мне ей нравится не столько наружность, сколько придворное звание. Эта девица немногим моложе меня, дурна, как смертный грех, и имеет всевозможные претензии: говорит на пяти языках, играет на фортепиано и на арфе; кроме того, поёт и даже пишет стихи. В такую энциклопедическую кабалу я, конечно, не пойду.
Алексей Николаевич Апухтин
Есть в душе естественное стремление к добру. Это стремление я называю призванием Божиим, когда оно так сильно действует в некоторых душах, что удовлетворить его не может ничто земное. Этому стремлению я всегда давала большую цену, но сегодня душа моя познала, что страх охраняет её больше и необходим он душе и при её преуспеянии так же, как и при самом немощном состоянии её. Приводит к страху Божию частая память смерти, частое напоминание себе, что, может быть, живёшь последний день, последнюю минуту. А насаждает его в сердце благодать Божия. «Страх Твой, Господи, всади в сердца раб Твоих», - молится Святая Церковь.
Арсения (Себрякова)
- Три патриарха рахуются в свете, - сказала старуха, мятое её лицо поникло, - московского патриарха заточила наша держава, иерусалимский живёт у турок, всем христианством владеет антиохийский патриарх... Он выслал на Украину сорок грецких попов, чтоб проклясть церкви, где держава сняла дзвоны... Грецкие попы прошли Холодный Яр, народ бачил их в Остроградском, к прощёному воскресенью будут они у вас в Великой Кринице...
Рахивна прикрыла веки и умолкла. Свет лампады стоял в углублениях её ступней.
- Вороньковский судья, - очнувшись, сказала старуха, - в одни сутки произвёл в Воронькове колгосп... Девять господарей он забрал в холодную... Наутро их доля была идти на Сахалин. Доню моя, везде люди живут, везде Христос славится... Перебули тыи господари ночь в холодной, является стража - брать их... Видчиняет стража дверь от острога, на свете полное утро, девять господарей качаются под балками, на своих опоясках...
Исаак Эммануилович Бабель
Вот молодые одесситы. Они читают колониальные романы по вечерам, а днём они служат в самом скучном из губстатбюро. И потому что у них нет ни визы, ни английских фунтов - поэтому Гехт пишет об уездном Можайске, как о стране, открытой им и не изведанной никем другим, а Славин повествует о Балте, как Расин о Карфагене. Душевным и чистым голосом подпевает им Паустовский, попавший на Пересыпь, к мельнице Вайнштейна, и необыкновенно трогательно притворяющийся, что он в тропиках. Впрочем, и притворяться нечего. Наша Пересыпь, я думаю, лучше тропиков.
По Ильфу, люди - замысловатые актёры, подряд гениальные.
Потом Багрицкий, плотояднейший из фламандцев. Он пахнет, как скумбрия, только что изжаренная моей матерью на подсолнечном масле. Он пахнет, как уха из бычков, которую на прибрежном ароматическом песку варят мало-фонтанские рыбаки в двенадцатом часу июльского неудержимого дня. Багрицкий полон пурпурной влаги, как арбуз...
Исаак Эммануилович Бабель
- Символично, что Москва - место одной из главных побед в вашей игровой карьере.
- Да, в 1999 году я забил мяч в ворота «Марселя» в победном для «Пармы» финале Кубка УЕФА. Та игра проходила в «Лужниках». А теперь здесь же начинается мой самостоятельный тренерский путь. Получается, Москва - это моя судьба.
Паоло Ваноли
«Моя маленькая любовь! Подружка моя, - думал де Пейрак, глядя на неё. - Ты разделила со мной мою трудную жизнь здесь, и я ни разу не видел тебя слабой... У тебя щедрая душа... За что бы мы ни брались, всё самое тяжкое ты взваливала на свои плечи...» Они были счастливы, они одержали победу над зимой, они сумели сокрушить стену, стоявшую между ними...
Анн и Серж Голон
Я начал писать стихи в возрасте десяти лет. В яркий солнечный день они возникли, сразу два стихотворения, одно о зиме, другое о лете. Это было в родной моей усадьбе Гумнищи, Шуйского уезда, Владимирской губернии, в лесном уголке, который до последних дней жизни буду вспоминать, как райское, ничем не нарушенное радование жизнью. Но первые мои стихи были встречены холодно моей матерью, которой я верил более, чем кому-либо на свете, и до шестнадцати лет я больше не писал стихов. Опять придя, опять стихи возникли в яркий солнечный день, во время довольно долгой поездки среди густых лесов.
Константин Дмитриевич Бальмонт
Вы слышали кое-что о Solar Impulse: наш аэроплан совешил дальний перелет без капли топлива. Весь день мы летели на солнечной энергии, подзаряжая аккумуляторы, после чего мы летели ночь до рассвета на этом заряде. Как это возможно? Все говорили, что никак. Что это нереально. Но моя команда сумела воплотить это в жизнь.
Как вы знаете, вся площадь крыльев нашего аэроплана покрыта солнечными панелями. Все системы аэроплана - крайне энергоэффективны. Мы работаем над этим для того, чтобы можно было хоть вечно лететь на аэроплане, лишь бы какую-то часть суток можно было подзаряжать его от солнца.
Бертран Пиккар
На широком поле словесности российской в СССР я был один-единственный литературный волк. Мне советовали выкрасить шкуру. Нелепый совет. Крашеный ли волк, стриженый ли волк, он всё равно не похож на пуделя.
Со мной и поступили как с волком. И несколько лет гнали меня по правилам литературной садки в огороженном дворе.
Злобы я не имею, но я очень устал .
Ваш разговор со мной по телефону в апреле 1930 года оставил резкую черту в моей памяти.
Вы сказали: «Может быть, вам, действительно, нужно ехать за границу...»
Я не избалован разговорами. Тронутый этой фразой, я год работал не за страх режиссёром в театрах СССР.
Михаил Афанасьевич Булгаков
В наш последовательный и отчётливый век примечания, дополнения, указания нужны не только в путешествии, но и в сказке, в послании. На слово никому и ничему верить не хотят. Поэт волею или неволею должен быть педантом или Кесарем: писать комментарии на самого себя и на свои дела. Тем лучше: более случая поговорить, более бумаги в расходе и книги дороже. Пускай читатель даст себе труд отыскивать сам соотношения между стихами и примечаниями.
На замечание, что глава моя очень длинна, и то ещё один отрывок, имею честь донести, что я с лишком семь часов просидел на станции в ожидании лошадей.
Пётр Андреевич Вяземский
Этому посвящена моя книга «Осень с Кантом. Образность в критике чистого разума». Проблема следующая: а чист ли чистый разум? Не лежит ли под ним грязь жизни и образа? И, раскапывая Канта, я обнаружил образный подтекст, так же и в Гегеле. Я понял, что все эти великие мэтры – и Гегель, и Кант – это не универсальное мышление, они носят на себе печать германского, немецкого образа мира.
Георгий Дмитриевич Гачев
По радио холодный русский голос
Не признает, что Севастополь пал.
Душа моя, должно быть, раскололась,
Пока ты в Белой армии не спал.
Как бились страшно наши под Каховкой,
Мучительно отстаивали Крым.
Серебряною маленькой подковкой
Луна всходила через белый дым.
На кладбище о Блоке ты заспорил,
Пока к утру не начался погром,
История рассудит. Рок ускорил
Возмездие. И вот - последний гром.
Алла Сергеевна Головина
