Цитаты на тему «Коридор»
И вот заканчивается разговор, и Папа Римский: «А где ваш маленький ребёнок?» Я говорю: «Ну, где-то у вас в коридоре ходит там». - «А вы бы его могли позвать?»... Заходит этот малыш... Как изменился этот человек, в возрасте, никогда не видевший детей! Смотрю, у него слёзы на глазах, он Колю по головке гладит, а Коля не любит, вот от меня у него - по голове он любит, когда его гладят, только отец может по голове его там, - и он, смотрю, съёжился, и я ему говорю: «Терпи. Терпи», говорю. И этот Папа Римский забыл, что он Папа Римский, с этим малышом. Он ему подарки подарил, кстати, российский букварь. Чтобы учить русский язык...
Александр Григорьевич Лукашенко
Или, я приезжаю к Папе Римскому, там невероятно, чтобы кто-то куда-то ребёнка привёл, такого ещё не было, и я уже его взял, говорю: «Но будешь в коридоре». - «Хорошо, буду в коридоре, я хочу посмотреть на его военных». Приходим туда: «Папа, а где его охрана военная?» - «Да вот», - говорю. «Да какая это, - во весь голос, - военная охрана, это же какие-то клоуны!» Ну, они разодетые так. Я вижу, они так улыбаются.
Александр Григорьевич Лукашенко
Как бы там ни было, но после долгого изучения самого себя я установил глубокую двуликость человеческой природы. Порывшись в своей памяти, я понял тогда, что скромность помогла мне блистать, смирение - побеждать, а благородство - угнетать. Я вёл войну мирными средствами и, выказывая бескорыстие, добивался всего, чего мне хотелось. Я, например, никогда не жаловался, что меня не поздравили с днем рождения, позабыли эту знаменательную дату; знакомые удивлялись моей скромности и почти восхищались ею. Но истинная её причина была скрыта от них: я хотел, чтобы обо мне позабыли. Хотел почувствовать себя обиженным и пожалеть себя. За несколько дней до пресловутой даты, которую я, конечно, прекрасно помнил, я уже был настороже, старался не допустить ничего такого, что могло бы напомнить о ней людям, на забывчивость которых я рассчитывал (я даже вознамерился однажды подделать календарь, висевший в коридоре). Доказав себе своё одиночество, я мог предаться сладостной, мужественной печали.
Альбер Камю
Карабкаясь с камня на камень, цепляясь кой-как за гладкие и скользкие выступы, то пробираясь ползком по узким ложбинкам, то вися над пропастью и рискуя на каждом шагу сломать себе шею, мы спустились, наконец, в ущелье, даже в этой глуши выдававшееся своею оригинальною дикостью. Шириною не более двух аршин, оно казалось длинным коридором с отвесными, чёрными, каменными стенами, на поверхности которых кое-где светло-серебристыми пятнами ложился скудный лишайник.
Тут всё поражало крайним бесплодием. Две-три жалкие былинки, захиревшие и жёлтые, трепались у самого откоса на случайно попавшем сюда клочке землицы - и больше ничего. Со всех сторон нас встречали только чёрно-серые и чёрно-красные изломы камня, выстилавшего даже дно этого дикого ущелья.
Василий Иванович Немирович-Данченко
Думаю, вполне логично считать, что мир бесконечен. Те же, кто считает его ограниченным, допускают, что где-нибудь в отдалении коридоры и лестницы, и шестигранники могут по неизвестной причине кончиться, - такое предположение абсурдно. Те, кто воображает его без границ, забывают, что ограничено число возможных книг (символов). Я осмеливаюсь предложить такое решение этой великой проблемы: Библиотека (Вселенная) безгранична и периодична. Если бы вечный странник пустился в путь в каком-либо направлении, он смог бы убедиться по прошествии веков, что те же книги повторяются в беспорядке (который, будучи повторенным, становится порядком - Порядком).
Хорхе Луис Борхес
На съезде российских писателей в коридоре познакомили меня со славным писателем-патриархом Иваном Сергеевичем Соколовым-Микитовым, тончайшим знатоком и нашей русской природы, и нашего русского слова. Тут, конечно, разговор о весне, об охоте, о рыбной ловле. Я ввернул в разговоре, что вот, мол, мечтаю как-нибудь побывать в одном месте, называется что-то вроде Конакова. Иван Сергеевич руками всплеснул от неожиданности:
― Да у меня же там дом! А когда бы вы хотели?
― Поздней осенью.
― Это плохо. Я в это время уж в Ленинграде. Но вот сейчас я напишу записку моему племяннику Борису Петровичу. Вы просто так, погулять, отдохнуть?
― Что вы, я рыбак-подлёдник.
― Тогда попадаете в точку. Там действительно превосходные рыбьи пастбища.
Вот как! Ни больше ни меньше как рыбьи пастбища. Не просто водится рыба, не просто ее там много, а пастбища, то есть, значит, стада, табуны, косяки, отары.
Иван Сергеевич Соколов-Микитов