Цитаты на тему «Слово» - страница 45
Со здания социализма снимаются первые леса. Самым близоруким видны уже очертания этого здания, красота его. И мы все - свидетели того, как нашу страну охватило могучее чувство просто физической радости.
Но выразители этой радости у нас иногда хромают.
Стиль большевистской эпохи - в мужестве, в сдержанности, он полон огня, страсти, силы, веселья.
На чём можно учиться? Говоря о слове, я хочу сказать о человеке, который со словом профессионально не соприкасается: посмотрите, как Сталин куёт свою речь, как кованы его немногочисленные слова, какой полны мускулатуры. Я не говорю, что всем нужно писать, как Сталин, но работать, как Сталин над словом, нам надо.
Исаак Эммануилович Бабель
... Горький, учась всю жизнь, достиг вершины человеческого знания. Образованность его была всеобъемлюща. Она опиралась на память, являвшуюся у Горького одной из самых удивительных способностей, когда-либо виденных у человека. В мозгу его и сердце - всегда творчески возбужденных - впечатались книги, прочитанные за шестьдесят лет, люди, встреченные им, - встретил он их неисчислимо много, - слова, коснувшиеся его слуха, и звук этих слов, и блеск улыбок, и цвет неба... Все это он взял с жадностью и вернул в живых, как сама жизнь, образах искусства, вернул полностью. он всю жизнь настойчиво передавал свой опыт другим. Всё, что есть лучшего в советской литературе, открыто и взращено им. Переписка его, превосходящая по объёму и непосредственным результатам эпистолярное наследие Вольтера и Толстого, по существу, является удесятерённым собранием его сочинений.
Исаак Эммануилович Бабель
Я, приближаясь к неотменимому концу жизненного пути, все больше тревожусь о судьбе России и все меньше о своей собственной, и к тому же, по своему несносному всегдашнему обыкновению, оказываюсь в вечной оппозиции к существующему режиму. Ныне я, в молодости лишь чудом не попавший в лагерь, многократно травимый и "невыездной”, - твердый сторонник партии и персонально Зюганова. Мы все в таком положении! Мы уже не верим в организации (темный лес: что они там про себя выдумают?!), а верим в лидеров. И мне, в предвидении собственного конца и в опасении конца России, хочется именно теперь собрать воедино "передняя и задняя”, "оба полы сего времени”, и высказаться, возможно, в последний раз! Помогут ли чему-нибудь слова, даже напечатанные, - Бог весть! Но внутренняя потребность высказаться властно толкает меня к бумаге.
Дмитрий Михайлович Балашов
Я каюсь и прошу прощения за алчность. Я жаждал богатства, не задумываясь, что это в ущерб другим. Прикрывая свой грех «историческим моментом», «гениальными комбинациями» и «потрясающими возможностями», я забывал о согражданах.... Я каюсь и прошу прощения за попранную мной свободу слова.... Я каюсь и прошу прощения за то, что привел к власти Владимира Путина. За то, что обязан был, но не смог увидеть в нем будущего алчного тирана и узурпатора, человека, поправшего свободу и остановившего развитие России. Многие из нас не распознали его тогда, но это не оправдывает меня. Простите меня.
Борис Абрамович Березовский
Его нельзя было назвать по имени, ибо имени у него не было. Он не знал значения слова «имя», да и вообще никаких слов. Он не знал ни одного языка, ибо, странствуя по Галактике в течение бесчисленных мириадов световых лет, он не встретил ни единого признака жизни. Он считал себя единственным живым существом во всей Вселенной.
У него не было родителей, потому что он был единственным и уникальным. Он был обломком скалы диаметром чуть больше мили, свободно парящим в бесконечном космосе. Существовали мириады подобных крошечных мирков, но все они были безжизненными камнями, мертвой материей. Он мыслил, и он представлял собой целостность. Случайное соединение атомов в молекулы превратило его в разумное существо. Насколько нам известно, такое в истории мироздания случалось всего дважды: второй раз - в доисторические времена на Земле, когда атомы углерода образовали органические молекулы, которые начали размножаться и развиваться.
Фредрик Браун
по снабжению российских библиотек, в первую очередь провинциальных, бесплатными экземплярами толстых литературных журналов была замечательной потому, что одним выстрелом убивались три зайца: во-первых, провинциальный индивидуальный читатель, у которого нет денег на подписку, имел возможность прочесть журнал в библиотеке, во-вторых, библиотеки получали гарантированный бесплатный экземпляр (а у многих библиотек не просто мало денег, их вообще нет, и свои крохи библиотеки могли использовать на закупку других изданий), и, в-третьих, у журналов гарантированно закупалась часть тиража и это вносило в нашу жизнь какую-то стабильность, словом, всем было хорошо.
Андрей Витальевич Василевский