Цитаты на тему «Вкус» - страница 12
Хотя бы получил ты небесный вкус, хотя бы соделался причастником оной мудрости, и имел уже упокоение в душе своей; и в таком случае не превозносись, и не будь самонадеян, как уже постигший и уразумевший всю истину, чтобы и тебе не услышать: се сыти есте, се обогатистеся, без нас воцаристеся: и о дабы воцарилися есте, да и мы быхом с вами царствовали (1 Кор. 4, 8). Напротив того, и вкусив Христианства, думай о себе, будто бы не касался еще оного. И это пусть будет у тебя не поверхностною мыслию, но чем-то как бы всегда насажденным и утвержденным в уме твоем.
Макарий Египетский
Мало просто любить человека, надо любить его больше, чем самого себя. Матери любят своих детей больше, чем самих себя. Мать может остаться голодной, для того чтобы накормить своего ребенка, при этом она будет радо-ваться больше, чем он. Малыш насыщается физически, мать - духовно, он чувствует вкус пищи, а она ощущает духовную радость.
Бывает, что девушка, пока не выйдет замуж, спит до десяти часов и еще ждет, что мать приготовит ей завтрак. Работать ей лень, хочется жить на всем готовом, чтобы...... показать весь текст ...
Паисий Святогорец
«длиный и роме новокос знай своё место дрозд меня научил азбуке морзе мороз морозит нос потом сибирь мой хуй на вкус как имбирь девочки читают в черных очкахэтот текст изучают в школе ну и чё блядь меня порят вскоре боря сьебется с престола под треки пескова мы качаем калбасками ау тебя в трусах песок» - Баунс на корне.
Паша Техник
Обедал у Панаева и не скажу, чтобы остался доволен проведенным там временем. Там были: Логинов, автор замечательных по форме, но отвратительных по цинизму стихотворений, Дружинин, Некрасов, Гаевский Виктор Павлович и т. д. После обеда завели самые скоромные разговоры и читали некоторые из «Парголовских элегий» во вкусе Баркова. Авторы их превзошли самих себя по цинизму образов в прекрасных стихах.
Александр Васильевич Дружинин
Я любила Кабинет ещё за то, что он был местом, где готовилась самая лучшая часть семинаров и лекций - звучащая музыка. Возможность выбрать произведение, фрагменты, исполнение, которое хотелось услышать именно сегодня, предвкушение особого переживания, желание открыть студентам незнакомые сочинения, пробудить в них чувство причастности гениальной музыке и исполнению - вот что меня, действительно, больше всего волновало. Те несколько минут, когда в ходе лекций звучала музыка, были центральными, самыми важными в моих занятиях, и обычно лекцию строила так, чтобы мгновения звучащей музыки стали её кульминацией. В эпоху, когда домашние фонотеки были редкостью, консерваторский Кабинет звукозаписи с его изумительной коллекцией старинной, классической, современной музыки нас избаловал. Здесь воспитывался вкус, здесь шлифовались художественные критерии.
Людмила Григорьевна Ковнацкая
То же и с переводчиками. Современному читателю наиболее дорог лишь тот из них, кто в своих переводах старается не заслонять своей личностью ни Гейне, ни Ронсара, ни Рильке.
С этим не желает согласиться поэт Леонид Мартынов. Ему кажется оскорбительной самая мысль о том, что он должен обуздывать свои личные пристрастия и вкусы. Превратиться в прозрачное стекло? Никогда! Обращаясь к тем, кого он до сих пор переводил так усердно и тщательно, Л. Мартынов теперь заявляет им с гордостью:
.. в текст чужой вложил свои я ноты, к чужим свои прибавил я грехи, и в результате вдумчивой работы я все ж модернизировал стихи. И это верно, братья иностранцы: хоть и внимаю вашим голосам, но изгибаться, точно дама в танце, как в дане макабре или контрдансе, передавать тончайшие нюансы средневековья или Ренессанса - в том преуспеть я не имею шанса, я не могу, я существую сам!
Леонид Николаевич Мартынов
- Я, Пху-Лалинь, книжных дел мастер, из первостепенного города Сы-Джоу. Я написал мандаринским слогом много книг, которые в прежнее время хорошо продавались. Теперь вкус публики испортился, цены на них совершенно упали, и я, продав остальной запас моих сочинений на обёрточную бумагу купцам, торгующим чаями с Кяхтою, из сочинителя книг сделался книжных дел мастером: бракую книги в издаваемом мною листке, который с наслаждением читают в лавках и харчевнях всего Поднебесья; покровительствую или разоряю книгопродавцев, смотря по тому, кто из них более мне заплатит; браню всё, что угрожает мне большим успехом в публике; хвалю то, что мне приносит пользу, и живу себе припеваючи. Таким образом я из книжного дела сделал мастерство, литературу превратил я для себя в ремесленную промышленность. В поднебесной империи не было до меня подобного примера: я первый получил звание книжных дел мастера за то, что мастерю их на славу.
Осип Иванович Сенковский
Сакс начал воспитание Полиньки с показывания ей картин и разыгрывания мелодий Шуберта, что было совершенно в духе тепличной идеальности того времени, когда эстетический вкус развивали не на самой природе, а в благоухающих будуарах, при ярком освещении карсельской лампы с матовым шаром, среди бронзы и на художественном изображении бедности и людского страдания масляными красками и глиняными статуэтками.
Франц Шуберт
В Москве тогда из молодых поэтов находился один Семен Гудзенко. Я его разыскал, мы по-доброму встретились. Семен был в полуштатском положении. И уже в полуславе, к которой относился с удовлетворенным добродушием. Он был красив, уверен в себе и откровенно доволен, что из последних в поколении становился первым. Натура он был практическая, мягкого и веселого цинизма с долей сантиментальности и сухого ума. Был приятен. Ему, как впоследствии Слуцкому, место в литературе уготовил Эренбург. Любопытно, что в обоих случаях Эренбург нашел поэтов не по своему вкусу, а точно почуяв вкус времени.
Семён Петрович Гудзенко
... этого замечательного человека, вложившего в книги весь свой горький опыт, всё своё разочарование в жизни, но оставшегося по натуре нежным, непосредственным, склонным к мечтательности, литературная критика существует сейчас лишь на положении рекламы, потому что она привлекает внимание к книгам, не пытаясь их объяснить, потому что критика - служанка, потому что она подделывается под вкусы публики, вместо того чтобы ими руководить.
Альфонс Доде
Даже в лучших его трагедиях встречаются непростительные нарушения правил, обязательных для автора драматических произведений: напыщенная декламация, которая задерживает или совсем останавливает развитие действия, крайняя небрежность в стихах и оборотах, непонятная у столь замечательного писателя. Более всего поражает в Корнеле его блистательный ум, которому он обязан лучшими из когда-либо существовавших стихов, общим построением трагедии, порою идущим вразрез с канонами античных авторов, и, наконец, развязками пьес, где опять-таки он иногда отступает от вкуса древних греков, от их великой простоты; напротив, он любит нагромождение событий, из которого почти всегда умеет выйти с честью. Особенное восхищение вызывает то обстоятельство, что Корнель так разнообразен в своих многочисленных и непохожих друг на друга творениях.
Пьер Корнель
Мария Андреевна еще, бабушка Вознесенского, губы поджимала, когда Кручёных к ним заглядывал: прям подозрительный какой-то... Однако ― футуристы бывшими не бывают, и Вознесенскому общение с ним казалось жутко любопытным. Кручка был ходячей памятью, будетлянским шаманом Серебряного века. Отметины «пощечин общественному вкусу» холодили его сизые щеки. Казалось бы, велика ли разница между его «дыр бул щыл» и булгаковским «абырвалг» ― и одно, и второе было шифром эпохи, но первое от социальной жесткости второго отличала тайна поэтического жеста. Того самого, из которого сотворят себе кумира, навлекая на себя анафемы, шестидесятники.
Алексей Елисеевич Кручёных
Литературные школы живут не идеями, а вкусами: принести с собой целый ворох новых идей, но не принести новых вкусов значит не сделать новой школы, а лишь основать полемику. Наоборот, можно создать школу одними только вкусами, без всяких идей. Не идеи, а вкусы акмеистов оказались убийственны для символизма. Идеи оказались отчасти перенятыми у символистов, и сам Вячеслав Иванов много способствовал построению акмеистической теории. Но смотрите, какое случилось чудо: для тех, кто живет внутри русской поэзии, новая кровь потекла по ее жилам. Говорят, вера движет горы, а я скажу, в применении к поэзии: горами движет вкус.
Осип Эмильевич Мандельштам
... прочитать великое произведение искусства и обрадоваться ему как долгожданному счастью. «Иван Денисович» поразил меня раньше всего своей могучей поэтической (а не публицистической) силой. Силой, уверенной в себе: ни одной крикливой, лживой краски; и такая власть над материалом; и такой абсолютный вкус. А когда я прочитал «Два рассказа», я понял, что у Льва Толстого и Чехова есть достойный продолжатель.
Корней Иванович Чуковский
