Цитаты на тему «Мочь» - страница 67
Речь шла о том, что если воевать по всем правилам военной науки: с неограниченным применением авиации, артиллерии, ракетных войск, то остатки уцелевших бандформирований действительно можно было уничтожить за короткое время одним парашютно-десантным полком. И я действительно мог это сделать, но тогда у меня были связаны руки.
Павел Сергеевич Грачёв
Переход Груши от Намюра до Парижа - один из самых блистательных подвигов войны 1815 г. Я уже думал, что Груши с его сорока тысячами солдат потерян для меня, и я не смогу вновь присоединить их к моей армии за Валансьеном и Бушеном, опираясь на северные крепости. Я мог организовать там систему обороны и отстаивать каждую пядь земли.
Эммануэль Груши
Кто в наши дни решился бы предпринять то, что делали люди, подобные Микеланджело и Тинторетто? Кто мог бы играючи решать проблемы исполнения, бесстрашно и удачно использовать в композиции большие группы, ракурсы, движения, архитектуру, атрибуты, натюрморты, действие, экспрессию и декорации? Два яблока в компотнице, да рисунок обнаженной натуры поглощают все наши силы.
Эдгар Дега
Вон она Польша - рядом. Забастовали поляки, и ничего. Пришлось идти на уступки. И танками давить поляков Брежнев не решается. Потому что война начнётся. А на войне, говорят, стреляют. И могут угодить в тебя...
В Чехословакии была совсем другая картина. Там всё происходило наверху. В правительстве. Под руководством товарища Дубчека. А народ был сравнительно пассивен. То есть поддерживал, конечно, разумные начинания. Но без особого энтузиазма. Не проявляя собственной инициативы. Как говорится, в силу привычки.
Польша - совсем иное дело. Там именно народное движение. Направленное против руководства...
Сергей Донатович Довлатов
Моя активная музыковедческая работа, ставшая основной и, фактически, единственной статьёй дохода, отнюдь не ограничивалась только печатной продукцией. наконец, рецензий на книги, статьи и на музыку композиторов, вступающих в члены Союза.
Последнее требовало крайне серьёзного отношения – ведь от запятой рецензента – «казнить нельзя помиловать» – подчас зависели судьбы композиторов. Тем не менее, я был неподкупен и суров, и в моей рецензионной практике отрицательных вердиктов было вынесено неизмеримо больше положительных. Опять же я никогда не отказывался – во-первых, меня бесила серость жуткого количества уже принятых членов и не подпускать новую серость – дело принципа; во-вторых, удавалось иногда поддержать действительно стоящую личность, против которой, обычно, ополчались все и вся (как мог давил своим авторитетом объективного оценщика); и в-третьих, это всё-таки какая-никакая, но халтурка – по 10 рублей за голову.
Виктор Алексеевич Екимовский
Горин был свой драматург, последний человек в моей жизни, - жену я не считаю! - который мог совершенно по-хамски, грубо сказать: «Что ты делаешь? Как тебе не стыдно?! Это пошлятина, Марк, - ты деградируешь и этого не замечаешь». А сейчас все говорят: «Марк Анатольевич, мы, конечно, правду скрывать не станем: есть Станиславский, а потом сразу вы».
Марк Анатольевич Захаров
Вообще почему-то именно среди афроамериканцев попадаются неадекватные парни. Если у них на спарринге что-то не получается, то могут тебя и с локтя ударить. Был случай, когда «белый» побил «чёрного». Так тот после тренировки выхватил пушку и начал размахивать ей перед лицом у противника, угрожая, что застрелит его. Это ненормальное поведение. Я не расист, понимаю, что везде есть плохие и хорошие ребята, но эти «загорелые» с каждым днём мне нравятся все меньше. Я живу во Флориде, там много нелегалов-островитян, я вижу, как они себя ведут.
Сергей Александрович Ковалёв (боксёр)
Поэтика Кропивницкого строится на последовательном контрасте черт примитивизма (стилевые ошибки, отсутствие тропов и других выразительных средств, натуралистичные сюжеты стихотворений и др.) и признаков классического поэтического произведения (использование твердых поэтических форм, силлабо-тонической метрики, эпиграфов, заголовков, обширный интертекстуальный фон).
В поэзии Кропивницкого доминируют темы обездоленности, пьянства, старости и смерти, а также связанные с ними мотивы. «Вечные» темы указывают на типологическое сходство примитивистской поэтики Кропивницкого с крестьянской поэзией второй половины XIX в. и городским фольклором, получившим распространение в тот же период (жестоким романсом).
Центральные темы Кропивницкого могут быть возведены к «архитеме» его поэзии - теме всеобщей деградации, упадка или угасания, определяющей его мировоззрение.
Евгений Леонидович Кропивницкий
― Смотрите, Станислав! Играют два последних футуриста!
Старичок запротестовал: «последний» показалось обидным. Николай Николаевич его успокоил: дескать, это всего лишь в смысле их возраста, и немногим спустя тот (оказалось ― Кручёных!) сообщил мне с отчетливой гордостью:
― Французы наконец-то перевели мое «дыр бул щил»...
Произнёс: «щыл» ― мягкое «щ» подпёр грубым и толстым «ы».
― Но разве ж они могут? Что у них за язык? Получилось, ― он с отвращением протянул-програссировал: ― Ди-иг... бю-юль... чи-иль... (Как все беспричинные воспоминания, это тоже кажется исполненным сразу множества смыслов: тут вроде бы и хроника словесного авангарда, его поистине транзитная роль, и застарелая российская гордость ― «что русскому здорово, то немцу смерть», «у француза кишка тонка», и, при таком-то повышенном самосознании, странная зависимость от них. Они признали тебя! Те. Которые там.)
Алексей Елисеевич Кручёных
- Видите ли вы риск того, что участившиеся обмены ударами между Сирией и Израилем могут закончиться серьезной эскалацией в регионе?
- Едва ли. И, во-первых, предполагаемые израильские удары. У Израиля и России есть механизм деконфликтинга, который работает очень хорошо. Для нас чрезвычайно важно быть уверенными в том, что, что бы ни происходило в Сирии, российские военные не пострадают. Мы все помним трагедию с российским самолетом Ил-20, и мы полны решимости, чтобы подобного больше не случалось. Поэтому мы работаем с нашими российскими друзьями, чтобы такого больше никогда не произошло.
Яир Лапид
Я не был солдатом, действовавшим под влиянием инстинкта, автоматом с интуицией и удачными идеями. Когда я принимал решение или выбирал альтернативу, я это делал лишь после того, как изучал все относящиеся, а также и многие не относящиеся к делу факторы. В моем распоряжении была география, структура племен, общественные обычаи, язык, принятые стандарты - все. Противника я знал почти так же, как и свои собственные силы, и неоднократно сражался, вместе с ним, подвергая себя риску, чтобы «научиться». Для того чтобы уметь использовать бронемашины, я научился ими управлять и выводить их в бой. Я по необходимости сделался артиллеристом, а также мог лечить и разбираться в верблюдах. Военное искусство, по крайней мере мною, было достигнуто не благодаря инстинкту, без всяких усилий, но пониманием, упорным изучением и напряжением ума. Если бы оно далось мне легко, я не достиг бы подобных результатов.
Томас Эдвард Лоуренс
В чем можно упрекнуть Лоуренса – правомерно ли это делать? – это в том, что он на слишком большом расстоянии удерживает своих многочисленных друзей, среди которых есть бродяги и короли. Действительно, каждому из своих друзей Лоуренс показывает отдельную сторону своей личности, специально приспособленную, постоянно поддерживаемую. Каждый из них, так сказать, открывает его личность с какой-нибудь стороны, но лишь с одной, он никогда не смешивает их. Итак, существует несколько тысяч Лоуренсов, как тысячи граней алмаза. Лоуренс и сам не может сказать, различна ли окраска этих граней, или они лишь отражают разные образы. У него нет задушевных друзей, которым он мог бы открыться полностью.
Томас Эдвард Лоуренс
Перед смертью, говорят, в сознании человека проносится вся его жизнь. Как представлялась она в эти месяцы Вере Меркурьевой, мы знаем из неожиданного источника - из ее письма человеку, с которым она даже не была знакома, - к другому ташкентскому постояльцу, Корнею Чуковскому (8 декабря 1942). «Протаясь всю долгую жизнь, почему приоткрываюсь к концу? Именно потому - под конец... Вы понятливый, и Вы насмешливый и нежный - редкая, мною особенно любимая смесь».
Встреча с Чуковским не состоялась, помочь ей он не мог, только ответил ей отчаянным письмом, она ему - таким же: «Если Вы не увидите моей катастрофы, значит, Вам дела нет до меня. А почему ему быть-то?.. Никогда никого не молила, Вас умоляю и верю, дойдет до Вас мольба...» Письмо помечено 30 января 1943: жить ей оставалось меньше месяца.
Вера Александровна Меркурьева
– Ходят разговоры о том, что перед войной вы со Сталиным, чтобы задобрить Гитлера, решили отдать ему Прибалтику...
– Это не имеет ничего общего с действительностью. Мы прекрасно понимали, что Гитлера подобный шаг не только не остановит, но, наоборот, разожжет его аппетит. А нам самим пространство нужно.
– Писатели это говорят...
– Писатели могут быть обывательского толка. Абсолютная ерунда. Прибалтика нам самим была нужна.
Вячеслав Михайлович Молотов
