Цитаты на тему «Край» - страница 8
Как-то из одной дальней поездки, а была эта поездка в жаркую Африку, я привез кокосовый орех. Желтый, лохматый, теплый. Привез и положил на книжную полку. И только я его положил, как в комнате сразу запахло африканской сухой травой, сырым лесом и еще каким-то слабым звериным запахом.
Но случилось так, что однажды орех упал и разбился. Я не стал выбрасывать осколки, а бережно подобрал их и положил на ту же полку. И слабый запах остался. Он до сих пор со мной. Я часто беру эти скорлупки, подношу их к лицу, втягиваю слабые полузабытые запахи и вспоминаю все, что видел в далеком теплом краю...
Святослав Владимирович Сахарнов
Танеев очень любил вообще «дружественно поиздеваться» и состроумничать к случаю, иногда даже перехватывая через край в этом. Чайковский плохо играл на фортепиано, и не любил этого делать, особенно при посторонних - поэтому Танеев обычно сам играл его новые сочинения - в смешной позе, навалившись своим толстым телом на фортепиано и впившись близорукими глазами в рукопись. Помню раз такой диалог: Пётр Ильич принёс С.И.Танееву семь новых романсов.
- Вот, Сергей Иванович, - я кое-какую дрянь принёс.
- Ну, давайте сюда кое-какую дрянь!
Танеев берёт рукопись:
- Почему же семь? Вы всегда по шести сочиняли.
И внезапно и преждевременно разразившись своим характерным, всей музыкальной Москве знакомым икающим «ослиным» смехом, Танеев выпаливает:
- Вы всегда «дюжинную» музыку писали, Пётр Ильич, - а вот в коем-то веке написали «недюжинную»!
Пётр Ильич Чайковский
Хочу я быть ребёнком вольным
И снова жить в родных горах,
Скитаться по лесам раздольным,
Качаться на морских волнах.
Не сжиться мне душой свободной
С саксонской пышной суетой!
Милее мне над зыбью водной
Утёс, в который бьёт прибой!
Судьба! возьми назад щедроты
И титул, что в веках звучит!
Жить меж рабов - мне нет охоты,
Их руки пожимать - мне стыд!
Верни мне край мой одичалый,
Где знал я грёзы ранних лет,
Где рёву Океана скалы
Шлют свой бестрепетный ответ!
Я изнемог от мук веселья,
Мне ненавистен род людской,
И жаждет грудь моя ущелья,
Где мгла нависнет, над душой!
Джордж Гордон Байрон
И беру я что-то вроде закуски,
Захудаленькую баночку, с краю.
Но написано на ней не по-русски,
А по-ихнему я плохо читаю.
....
И до самого рассветного часа
Матерился я в ту ночь, как собака.
Оказалось в этой банке не мясо,
Оказалась в этой банке салака!
И не где-нибудь в Бразилии "маде",
А написано ж внизу, на наклейке,
Что, мол, "маде" в СССР,
В маринаде,
В Ленинграде,
Рупь четыре копейки!
...Нет уж, братцы, надо ездить поближе,
Не на край, расперемать его, света!
Мы ж им - гадам - помогаем,
И мы же
Пропадаем, как клопы, через это!
Александр Аркадьевич Галич
Гордость счастья - минута странная,
Тают мысли и вянет грусть.
И такая шальная, пьяная,
Черной птицей кружусь, кружусь.
Но, тоскою любви уколота,
Скоро сбросив глухую тишь,
Проклинаю загадку холода
С края серых покатых крыш.
Я пою, что с лучами спаяна,
Что мне говор людской не мил,
А любила я так нечаянно,
Что достойна небесных крыл.
Вели ж нет для меня и жалости
У заставших свинцами высот,
Я бессильно от злой усталости
Брошу тело своё в пролет...
. . . . . . . . . . . . . .
И хоть яркие блики месяца
Заиграют в моем крыле,
Все забывши, по узкой лестнице
Я наутро спущусь к земле.
Алла Сергеевна Головина
Нет фантазии с тобой.
Неразлучен ты с тоской.
Как пузырь, дождём разбитый,
Радость со своею свитой.
Без фантазии святой.
Только дверь на миг открой,
И фантазия, как птица,
В чужедальний край умчится.
Без неё не мил нам свет.
Летом радости нам нет.
Рой весенних наслаждений
Блекнет, словно цвет весной,
Не прельщает взор красой
Плод, обрызганный росой,
Хоть и блещет он, румяный,
Осенью во мгле туманной.
Извела тебя тоска
Что ж! Садись у камелька,
И тебе заглянет в очи
Пламень, дух морозной ночи.
Джон Китс
По улице, где каменеет жуть,
Я прохожу, и мой недолог путь.
Направо – сад, налево – сад, собор.
Чуть впереди домов нестройный хор,
Нестройный хор бессвязных тёмных строф,
Там за углом – ещё полста шагов –
Стоит мой дом у детства на краю,
В нём комната, в которой я стою.
Вокруг меня стоит несносный смрад,
И я уйти оттуда был бы рад,
Но не могу... Стою, как в странном сне.
Здесь был когда-то графский туалет.
Теперь живет семья, и денег нет.
Есть маленькая печь, но мало дров,
И потому ребёнок нездоров.
Да, денег нет (увы, страна бедна,
Уж восемь лет, как кончилась война.
Убитых много. Некого сажать.
И за три года надо сделать пять).
Здесь нет цветов, и каждый день ― свой бред.
То расцветает ругани букет,
То рваное пальто украл сосед,
То слишком долго занят туалет,
То чья-то смерть, то просто страх и хмарь.
Водопровод гудит как пономарь,
А рядом в кухне разговор идет:
Там агитатор чай с соседкой пьет
И в паузе за приказной строкой
Колено жмёт ей потною рукой.
Александр Николаевич Миронов
Мы едем, едем, едем
В далёкие края,
Хорошие соседи,
Счастливые друзья.
Нам весело живётся,
Мы песенку поём,
И в песенке поётся
О том, как мы живём.
Красота! Красота!
Мы везём с собой кота,
Чижика, собаку,
Петьку-забияку,
Обезьяну, попугая -
Вот компания какая!
Сергей Владимирович Михалков