Цитаты на тему «Висок»
Интересно, вы бы также лениво проживали свою жизнь как сейчас, верили в проблемы, в обстоятельства которые мешают, много думали вместо действий, жили без любви, если б у вашего виска было дуло пистолета сейчас? Не тратьте время на весь этот бред - живите полной жизнью здесь и сейчас, любите, творите и делайте что хотите прямо сейчас. Ведь сейчас - единственное, что существует. Живите так, как будто завтра не наступит никогда.
Виталий Гиберт
Я был в Париже; мы устроили вечер памяти Брюсова. Когда человек умирает, вдруг его видишь по-новому ― во весь рост. Есть у Брюсова прекрасные стихи, которые кажутся живыми и ныне. Может быть, над его колыбелью и не было традиционной феи, но даже если он не родился поэтом, он им стал. Он помог десяткам молодых поэтов, которые потом его осуждали, отвергали, ниспровергали. При первой нашей встрече Брюсов заговорил о Наде Львовой ― рана оказалась незажившей. Может быть, я при этом вспомнил предсмертное стихотворение Нади о седом виске Брюсова, но только Валерий Яковлевич показался мне глубоким стариком, и в книжку я записал: «Седой, очень старый» (ему тогда было сорок четыре года). Записал я также: «Жизнь у него на втором плане», ― может быть, думал при этом о Наде, может быть, о революции; но уже наверно помнил его слова о том, что «всё в жизни лишь средство для ярко-певучих стихов.».
Илья Григорьевич Эренбург
Я был в Париже; мы устроили вечер памяти Брюсова. Когда человек умирает, вдруг его видишь по-новому ― во весь рост. Есть у Брюсова прекрасные стихи, которые кажутся живыми и ныне. Может быть, над его колыбелью и не было традиционной феи, но даже если он не родился поэтом, он им стал. Он помог десяткам молодых поэтов, которые потом его осуждали, отвергали, ниспровергали. При первой нашей встрече Брюсов заговорил о Наде Львовой ― рана оказалась незажившей. Может быть, я при этом вспомнил предсмертное стихотворение Нади о седом виске Брюсова, но только Валерий Яковлевич показался мне глубоким стариком, и в книжку я записал: «Седой, очень старый» (ему тогда было сорок четыре года). Записал я также: «Жизнь у него на втором плане», ― может быть, думал при этом о Наде, может быть, о революции; но уже наверно помнил его слова о том, что «всё в жизни лишь средство для ярко-певучих стихов».
Надежда Григорьевна Львова
На белой копоти высоких потолков
Оставлен отпечаток чёрных рук,
Среди развалин и вонючих гнойных слов
Читает бабушкины письма грязный внук.
Здесь он поджёг свою печальную гитару,
Разбавил спиртом стопроцентную тоску,
Послал записку другу-санитару,
Растёр скупые слёзы по виску.
Петля готова, нервы празднуют успех.
Помилуй, Бог, прости ему сей грех.
Он - сам себе судья и сам палач.
Труба, труби, трубач, над трупом плачь!
Эдуард Сергеевич Старков