Цитаты на тему «Быль» - страница 48
Флажок я сделала еще 21 августа: когда мы ходили гулять, я прицепляла его к коляске - когда были дома, вывешивала в окне. Плакаты я делала рано утром 25-го: писала, зашивала по краям, надевала на палки. Один был написан по-чешски: «At ћije svobodne a nezavisle Ceskoslovensko!», то есть «Да здравствует свободная и независимая Чехословакия!». На втором был мой любимый призыв: «За вашу и нашу свободу» - для меня, много лет влюбленной в Польшу, особенно нестерпимым в эти дни было то, что вместе с нашими войсками на территорию Чехословакии вступили и солдаты Войска Польского, солдаты страны, которая веками боролась за вольность и независимость против великодержавных угнетателей - прежде всего против России.
Наталья Евгеньевна Горбаневская
Ну что, парни, мои поздравления! Шикарная игра. Жалко, еще один гол не забили, а то бы на первом месте были, обошли бы «Зенит» («Спартаку» нужно было забивать еще два гола, чтобы занять первое место по итогам 3-го тура – прим. Sports.ru).
А так молодцы, так держать, успехов. Команда есть, вы играете здорово. Старайтесь. Так что вперед, «Спартак»..
Леонид Арнольдович Федун
Скажи-ка, дядя, ведь недаром
Москва, спалённая пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, ещё какие!
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина!»
«Да, были люди в наше время,
Не то, что нынешнее племя:
Богатыри - не вы!
Плохая им досталась доля:
Не многие вернулись с поля...
Не будь на то господня воля,
Не отдали б Москвы!
Михаил Юрьевич Лермонтов
32. ... слова Нигрина, в которых он подражал Мому: тот порицал бога, создавшего быка, за то, что он не поместил рогов перед глазами. Нигрин же обвинял украшающих себя венками в том, что они не знают места венка. Если, говорил он, им доставляет наслаждение благоухание фиалок и роз, - они, чтобы получать возможно большее наслаждение, должны были бы помещать венок под носом...
Лукиан
Эротические и вакхические мотивы были весьма присущи лицейской поэзии. Однако известно, что их подкладка была более литературная, нежели житейская, - у Дельвига в особенности. Его эротизм, как в лицее, так и после, был в значительной степени воображаемый. Он и в этом отношении, как во многих других, на всю жизнь остался лицеистом.
«Ветхий человек» сидел в Дельвиге прочно и если не вовсе убивал его как поэта, то всё же связывал - и связал навсегда. Как в жизни Дельвиг хотел прежде всего покоя, мира, халата, пасьянса, законченной и удобной формы, - так прежде всего строгой формы он искал и в поэзии. В сущности, только её и искал он. Но форма связана с содержанием. Как в жизни он не имел ни оригинальной идеи, ни способности видеть мир по-своему, ни даже сильных страстей, - так не оригинальна оказалась и форма его поэзии. Подверженный многим влияниям, он не умел их переработать в нечто, принадлежащее лишь ему самому.
Антон Антонович Дельвиг
До Палестины мы не были народом и не существовали. На почве Палестины возникло, из осколков разных племён, еврейское племя. Почва Палестины взрастила нас, сделала гражданами; создавая религию единого Бога, мы вдыхали ветер Палестины, и борясь за независимость и гегемонию, дышали её воздухом и питались злаками, рождёнными из её почвы. В Палестине выросли идеологии наших пророков и прозвучала «Песнь песней». Всё, что есть в нас еврейского, дано нам Палестиной; всё остальное, что в нас имеется, не есть еврейское. Еврейство и Палестина - одно и то же. Там мы родились как нация и там созрели. И когда буря выбросила нас из Палестины, мы не могли расти дальше, как не может расти дальше дерево, вырванное из земли.
Владимир Евгеньевич Жаботинский
Много говорили о Куприне. Перечитываем.
Вчера пришли Зайцевы. Вспоминали. Смеялись. О Куприне трудно писать воспоминания, неловко касаться его пьянства, а ведь вне его о нём мало можно написать.
Потом Борис вспоминал, как на одном официальном банкете с министром Мережковский говорил речь, учил сербов, как бороться с большевиками. Неожиданно встал Куприн, подошёл к Мережковскому, тоже стал что-то говорить. Так продолжалось минуты 2. Потом Куприна увели. Вообще, он пил там с утра, три бутылки пива, а затем всё, что попало. Но никого в Сербии так не любили, как Куприна. К нему были приставлены два молодых человека, которые неотлучно были при нём. А когда приехали в Загреб - смятение, А.Ив. нигде не было. Оказывается, он заперся в клозете, его едва нашли.
Затем, приехав в гостиницу, переоделся, и они с Борисом отправились читать где-то - ведь в этих странах лекции бывают всегда по утрам.
Александр Иванович Куприн