Цитаты на тему «Рука» - страница 38
Косыми щитами дождей
заставлены лица людей,
больница и зданье райкома,
где снизу деревьев оскома,
а сверху ― портреты вождей
заставленыплотнымщитом
каквинныйотделгастронома
икакпредисловиектому
«Всемирнойистории» том
заставлен, заброшен, забыт,
и воет, как сброшенный с крыши
вчерашний, зажравшийся, пышный
и бешеный палеолит.
Я вздрогну и спрыгну с коня,
и гляну на правую руку,
когда, улыбаясь, как сука,
ОПРИЧНИК ПОЙДЕТ НА МЕНЯ.
Александр Викторович Ерёменко
Байрон - дух высокий, могучий, но дух отрицания, гордости и презрения. Его гений имеет прелесть Мильтонова сатаны, столь поражающего своим помрачённым величием: но у Мильтона эта прелесть не иное что, как поэтический образ, только увеселяющий воображение; а в Байроне она есть сила, стремительно влекущая нас в бездну сатанинского падения. Но Байрон, сколь ни тревожит ум, ни повергает в безнадёжность сердце, ни волнует чувственность, его гений всё имеет высокость необычайную (может быть, оттого ещё и губительнее сила его поэзии): мы чувствуем, что рука судьбы опрокинула создание благородное и что он прямодушен в своей всеобъемлющей ненависти, - перед нами титан Прометей, прикованный к скале Кавказа и гордо клянущий Зевеса, которого коршун рвёт его внутренность.
Василий Андреевич Жуковский
У меня был Кольцов, некогда добрый, умный, простодушный Кольцов, автор прекрасных по своей простоте и задушевности стихотворений. К несчастию, он сблизился с редактором и главным сотрудником «Отечественных записок»: они его развратили. Бедный Кольцов начал бредить субъектами и объектами и путаться в отвлечённостях гегелевской философии. Неучёный и неопытный, без оружия против школьных мудрствований своих «покровителей», он, пройдя сквозь их руки, утратил своё драгоценнейшее богатство: простое, искреннее чувство и здравый смысл. Владимир Строев, который также был у меня, даже заподозрил его в нетрезвости и осведомился, часто ли он бывает таким?
Алексей Васильевич Кольцов
Лето, лето, время злое,
Как провел тебя, не знаю.
Бродишь томною стопою,
Будто изгнанный из раю.
И зеленою травою
Не любуюсь в горькой муке,
Отучились мои руки
От пожатий, от объятий,
И, не шлю хотя проклятий,
Без тебя томлюся в скуке.
Михаил Алексеевич Кузмин
Однажды он сказал Маргерите:
- Вот ведь я - и терпеливый человек, и мягкий!.. Но и я на пределе. Руки чешутся. Чувствую, что ещё одно слово, и...
- Мне нравится, что ты терпеливый, - отвечала Маргерита. - Ну, раз уж у тебя руки чешутся и тебе надо кому-нибудь вмазать...
Поль отвесил ей несколько пощёчин. Она не осталась в долгу, ответив ему тем же. Тут он сразу успокоился.
Тогда Маргерита, поцеловав ему руку как нежная его рабыня, сказала:
- Рад ли ты, любезный мой повелитель, что избил маму в моём лице?
Подобные сцены повторялись нередко.
Шарль де Костер
... первый способ убивать время есть тот, чтобы ничего не делать или спать; но, к несчастию человек не может быть столь совершен, чтобы проспать шестьдесят лет, не растворяя глаз и не сходя с постели, ни так же просидеть всё это время, поджав руки. Хотя и старались гишпанцы осовершенствовать сию часть; хотя нередко встретить можно там героев, которые, поддерживая древнее своё благородство, почитают за честь умереть с голоду, поджав руки; но великим подвигам легче удивляться, нежели последовать. Нам нужны другие способы. Притом же мало ли есть таких прекрасных упражнений в большом свете, которые почти столь же знамениты, как и дарование ничего не делать, а такие-то упражнения и нужны для нашего общества. Делать, ничего не делая, говорить, ничего не сказывая, - вот два сильнейшие способа убить время; кто имеет гишпанскую твёрдость духа скорей согласиться дать себе отрубить руки и голову, нежели ими действовать.
Иван Андреевич Крылов
Внешние люди – это совсем, совсем не то, что внутренние люди. Внешние говорят для других, а слышат лишь самих себя. Внутренние же люди не говорят ничего, они слушают ветер и ветви, ручьи и руки, осень и озимь, а потом складывают это все в дальней комнате. Для слов во внутреннем человеке есть другая комната, ближняя. Холодные слова там хранятся в холодильнике, теплые – вокруг сердца. Потому что у внутреннего человека есть сердце – маленъкое и зябкое, как все сердца. И оно не греется у костра трескучих слов, как сердце внешнего человека. Иногда эти двое встречаются, внешний и внутренний человек, и люди думают, что им хорошо друг с другом: внешний человек может поговорить, внутренний – помолчать и послушать. Они не знают, что внутренних людей переполняют слова, невысказанные слова, и от этого болит у каждого из них его маленькое зябкое сердце.
Анатолий Исаевич Кудрявицкий
Горы далёкие, горы туманные, горы,
И улетающий, и умирающий снег.
Если вы знаете - где-то есть город, город,
Если вы помните - он не для всех, не для всех.
Странные люди заполнили весь этот город:
Мысли у них поперёк и слова поперёк,
И в разговорах они признают только споры,
И никуда не выходит оттуда дорог.
Вместо домов у людей в этом городе небо,
Руки любимых у них вместо квартир.
Я никогда в этом городе не был, не был,
Я все ищу и никак мне его не найти.
Если им больно - не плачут они, а смеются,
Если им весело - вина хорошие пьют.
Женские волосы, женские волосы вьются,
И неустроенность им заметет уют.
Юрий Алексеевич Кукин
Первое яркое футбольное воспоминание: в моем родном Киеве против динамовцев играла сборная Индии, которая вышла на поле босиком! Это было в конце 50-х. На стадион первый раз я пошел в 61-м, когда "Динамо" играло с какой-то командой из ГДР. Но самым сильным впечатлением детства стал гигантский лозунг на стадионе, носившем тогда имя Никиты Хрущева: "Федерация, руки прочь от Сабо!" Был такой эпизод, когда Йожеф Сабо разъезжал по Киеву на "Чайке", а федерация стала его за это воспитывать. Киевляне к тому времени первый раз стали чемпионами СССР, и болельщики, очень любившие своего кумира, притащили на стадион, как сказали бы теперь, баннер. Я тогда еще подумал - как в Советском Союзе такое может быть?!
Леонид Арнольдович Федун
Обучена в хорошей школе
Ты, муза бедная моя!
От света, с тайным чувством боли,
Желанья жгучие тая,
Ты изломала бич сатиры
И сходишь так в мир грустный наш:
В одной руке - обломок лиры,
В другой же - красный карандаш.
Ты тихо песни мне диктуешь,
То негодуя, то любя,
И вдруг, прервав сама себя,
Свой каждый стих процензируешь.
Дмитрий Дмитриевич Минаев
Целовала меня Навзикая,
На груди волновался гиматий,
И, устами к устам приникая,
Ожидала ответных объятий;
Но ни ласка, ни песня, ни шутка
Мне немилы от девы Эллады:
Мальчик розовый - дивный малютка
Привлекал мои жадные взгляды;
Я внимал, как лились, не смолкая,
Его песни согласные звуки,
И рыдала вдали Навзикая,
Опустив свои смуглые руки.
Дмитрий Дмитриевич Минаев
По улице, где каменеет жуть,
Я прохожу, и мой недолог путь.
Направо – сад, налево – сад, собор.
Чуть впереди домов нестройный хор,
Нестройный хор бессвязных тёмных строф,
Там за углом – ещё полста шагов –
Стоит мой дом у детства на краю,
В нём комната, в которой я стою.
Вокруг меня стоит несносный смрад,
И я уйти оттуда был бы рад,
Но не могу... Стою, как в странном сне.
Здесь был когда-то графский туалет.
Теперь живет семья, и денег нет.
Есть маленькая печь, но мало дров,
И потому ребёнок нездоров.
Да, денег нет (увы, страна бедна,
Уж восемь лет, как кончилась война.
Убитых много. Некого сажать.
И за три года надо сделать пять).
Здесь нет цветов, и каждый день ― свой бред.
То расцветает ругани букет,
То рваное пальто украл сосед,
То слишком долго занят туалет,
То чья-то смерть, то просто страх и хмарь.
Водопровод гудит как пономарь,
А рядом в кухне разговор идет:
Там агитатор чай с соседкой пьет
И в паузе за приказной строкой
Колено жмёт ей потною рукой.
Александр Николаевич Миронов